Чудеса этикета мадам Степашиной
Когда Примакова сменили на Степашина, я как-то сразу почувствовала, что он на посту премьера - не жилец.
Может быть потому, что примерно за год до этого я откопала где-то тему научной работы Степашина. Там было что-то про "роль партийных органов в противопожарной безопасности". А когда я рассказала об этом со страниц газеты, Степашин почему-то обиделся и уныло (в смысле - безуспешно) пытался не пустить меня на маловажное мероприятие со своим участием на Старой площади.
* * *
Но потом, по иронии судьбы, я даже приложила руку к утверждению Степашина премьером в Думе. Как-то раз, зайдя в Кремль за комментарием к Андрею Шторху, президентскому референту, я нашла его страшно занятым: писал "по совместительству" речь Степашину для выступления перед депутатами.
- Андрюш, брось ты эту фигню - мне с тобой поговорить надо, а времени в обрез, - приставала я к нему. Шторх взбеленился:
- Да?! А кто степашинскую речь писать будет? Ты?! Я уже второй час бьюсь - ничего не получается. Значит так: если тебе от меня что-то нужно, то сначала бери ручку, садись сюда и пиши! Вон, посмотри сначала, что я наваял...
Я прочитала текст, написанный Шторхом, и осталась очень недовольна:
- Ну кто ж так с депутатами разговаривает... "Мы хотели бы сделать то-то, мы надеемся на то-то..." Что за безвольные модальности? Ты думаешь, после такой речи кто-нибудь его премьером утвердит?!
Тут уже Шторх совсем вышел из себя:
- Вот все вы только критиковать горазды! Будь добра, не критику мне тут разводи, а напиши конкретно, что ты предлагаешь! А если не можешь - уходи! Ну нету меня вдохновения это писать! Пропади он вообще пропадом со своим премьерством! Всё, до свиданья, не могу я ни о чём сейчас разговаривать!
Я чётко поняла, что если не сделаю сейчас "по бартеру" того, о чём меня просит Шторх, то никакой информации от него сегодня вообще не получу.
Я взяла ручку и начала править текст выступления, внедряя туда через слово властные обороты типа "Мы можем добиться этого!.. И мы сделаем это!"
Шторх был в восторге.
Когда через несколько дней мы с ним вместе сидели в его кремлёвском кабинете перед телевизором и наблюдали процедуру утверждения Степашина премьером, Шторх, хитро улыбнувшись, сказал мне:
- А сейчас - слушай внимательно! Сюрприз!
И, как нетрудно догадаться, вслед за этим я услышала в степашинском выступлении вписанный мною собственноручно властный пассаж...
* * *
В июне 1999-го на саммите "Большой семерки плюс Россия" премьер Степашин, по сути, возглавлял российскую делегацию вместо Ельцина, который из-за ухудшения здоровья смог подъехать только на итоговую церемонию. И вроде бы на моих глазах главы ведущих держав мира обращались со Степашиным как с наиболее вероятным Ельцинским преемником. Все они наперебой спешили назначить ему двусторонние встречи с глазу на глаз. И вообще держались с ним почти как со взрослым. Чубайс в то время тоже уверял меня, что считает Степашина "вполне реальным" кандидатом в президенты. Но чего-то, едва уловимого, в степашинском характере всё-таки не хватало. Может быть, как раз того, что я вписала Андрею Шторху в текст его речи.
* * *
А уж когда во время кёльнского саммита я случайно познакомилась с женой Степашина, я окончательно поняла: её мужу президентство не светит.
Дело было так. Во время зарубежных саммитов я уже давно изобрела прекрасное ноу-хау, позволявшее проходить всюду без всякой аккредитации. В любой европейской стране мне всегда достаточно было для этого произвести над собой предельно простую операцию: просто снять с себя бэджик с надписью "ПРЕССА" и с независимым видом идти туда, куда мне хотелось. И как только ты избавлялся от этого стадного ярлыка, охрана сразу же опознавала в тебе человека. Точно так же, как в одной фантастической повести: на космическом корабле, как только герой становился на четвереньки, специальные роботы сразу принимали его за животное, начинали кормить, но зато - отводили в клетку. А потом, как только он опять вставал на две ноги - роботы идентифицировали в нём человека и выпускали из клетки. Но зато прекращали кормить.
У охраны и пресс-служб срабатывала ровно та же логика. Ни одному сотруднику секьюрити ни в одной цивилизованной стране мира, где я побывала с обоими последними президентами, ни на одном саммите ни разу не пришло в голову преградить мне путь, если я заблаговременно прятала журналистский бэджик в сумку и шла сквозь заграждения с полной уверенностью, что мне туда - можно и нужно.
В Кёльне, на спор, я блистательно продемонстрировала это свое know how корреспондентке "Общей газеты" Елене Дикун.
Когда жены президентов "Большой семёрки", а с ними и Тамара Степашина, отправились осматривать выставку архитектурных проектов, Дикун заныла:
- Ну как назло нам пулов на самое интересное мероприятие не дали! Меня в газете как раз попросили сделать материал о нашей новой "первой леди"...
- Спокуха, Ленка! Если хочешь, - мы туда запросто пройдём. Только отдай мне свой бэджик, расслабься и забудь о том, что ты журналист. И о том, что кто-то тебя куда-то должен пускать или не пускать. Тебе интересно туда войти? Значит - просто входи, и всё, ты имеешь право.
После моего минутного психотренинга Дикун, хотя и слегка побледневшая от ужаса, всё-таки сделала, как я говорила, и мы, вместе с первыми леди "Большой семёрки" - разумеется, беспрепятственно, без единого вопроса со стороны охраны - прошли на выставку.
Но лучше б мы туда не ходили...
В отличие от супруги Блэра, которая всё время осмотра выставки профессионально улыбалась и перебросилась с нами парой ничего не значащих светских фраз, Тамара Владимировна Степашина, явно заскучавшая среди иностранок, заслышав родную русскую речь, просто набросилась на нас с откровениями:
- Ой, девочки, да что же это за выставка такая скучная - кошмар какой-то! - начала она жаловаться на тяготы обязательной протокольной программы.
В этот момент я с ужасом заметила боковым зрением супругу Шредера, с интересом застывшую прямо рядом с нами: я не могла точно припомнить, но мне всё-таки мучительно казалось, что она когда-то учила русский язык. Я ярко представила себе, как ей "приятно" услышать от русской гостьи такие отзывы .
Я шепнула это на ухо Дикун, и мы дипломатично постарались побыстрее увести госпожу Степашину подальше от любопытных немецких ушей.
Но на этом откровения супруги ельцинского "преемника" не закончились.
Когда совестливая Дикун попыталась перевести разговор в более безопасное светское русло и спросила Тамару Владимировну, как ей понравился номер в гостинице, в которой она здесь с мужем остановилась, Степашина возопила:
- Номер?! Да разве это номер?!
Мы с Дикун в недоумении переглянулись.
- Что, не понравился? - осторожно переспросила я, уже оглядываясь через плечо, нет ли опять Шредерихи на подходе.
- Я могу вам сказать: видали мы номера и получше! -заявила мне Степашина. - Ничего особенного! Так себе!
Дикун, чтобы не прыснуть от хохота прямо посреди зала с первыми леди, стала задом ретироваться к выходу. Но у Степашиной еще явно оставалось много чего недосказанного.
- Куда же вы, девчонки? Вы сами-то откуда? Местные? - дружелюбно поинтересовалась она у нас.
Я решила не расстраивать добрую женщину и мягко ушла от ответа, возразив лишь, что мы "тоже приехали из Москвы".
Но уже распрощавшись, госпожа Степашина все-таки решила, что продемонстрировала нам еще не все высоты международного этикета. И когда к ней подошли устроители мероприятия, чтобы пригласить вместе со всеми остальными первыми леди "Большой семерки" за накрытый стол "перекусить", жена российского премьера гордо ответила:
- Нет-нет, спасибо, я не голодна.
- Вот, Дикун, - заметь, ты сама этого хотела... - напомнила я коллеге, когда мы уже выбрались из музея и она еле дышала от хохота.
Обсудив непростую ситуацию, мы решили, что с нашей стороны будет высшим проявлением патриотизма не писать в репортажах с кёльнского саммита про новую российскую первую леди ни слова.