"Весёленькие" похороны
По правде говоря, я страшно не люблю похорон. Особенно чужих. Но однажды, к своему стыду, мне пришлось отправиться на похороны из чисто корыстных соображений.
Звонок от пресс-секретаря Чубайса раздался 23 февраля 2000 года:
- Ты хочешь поехать с нами в Санкт-Петербург хоронить Собчака? Мы завтра летим на своем самолете и можем тебя взять с собой.
При всем моем уважении к Анатолию Собчаку хоронить я его совершенно не хотела. Тем более что на улице стоял двадцатиградусный мороз.
Но Родина (а точнее - моя редакция) сказала: Надо! Причем - не ради прощания с покойным Собчаком, а для общения с живым Чубайсом.
* * *
На мое счастье, в Питер на самолете Чубайса летел еще и Борис Немцов, с которым мы живем по соседству (я на Пушке - он на Маяковке). Галантный как всегда Борис Ефимович немедленно предложил за мной заехать, но, чтобы не гонять его лишний раз, я обещала подъехать к его дому.
В принципе, от Пушкинской площади до Садового кольца - пять минут пешком. Но мой талант всюду опаздывать (единственный недостаток, который я легко готова простить Путину) не подвел меня и здесь. Из-за зверского холода я решила взять такси. Машина, в которую я села, двигалась со скоростью примерно 100 метров в минуту, потому что Тверская улица превратилась в свежезалитый каток.
Кроме того, сумасшедший таксист не сообразил сразу, что свернуть на Садовое кольцо прямо с Маяковской нам не удастся - пришлось объезжать через Белорусскую и добираться до Садово-Кудринской переулками, что еще минут на десять затянуло дорогу...
Через двадцать минут после назначенного времени встречи Немцов позвонил мне на мобильный и завопил:
- Ты что, не понимаешь, что из-за тебя мы опоздаем на самолет?! Это же будет политический скандал, если я не прилечу вовремя в Питер на похороны!!!
- Борь, я тебя умоляю, не жди меня, езжай один! - лепетала я, понимая, что любые оправдания прозвучат сейчас уже как издевательство.
Но Немцов проявил чудеса джентльменства.
- Ты что, с ума сошла? А как ты поедешь? Думаешь, тебя по такому гололеду хоть один таксист согласится сейчас везти в аэропорт?! Так, через сколько минут ты будешь здесь?...
В общем, с опозданием на полчаса мы с Немцовым выехали в аэропорт. Я сгорала от стыда: потому что вдруг вспомнила, что Борька - и правда не просто мои приятель, а еще и публичный политик, который никак не сможет объяснить свое опоздание на панихиду тем фактом, что "Трегубова слишком долго добиралась до его дома". В машине я сидела как мышка, зажавшись в угол, и даже боялась взглянуть на Немцова. Он, надувшись, тоже отвернулся от меня и смотрел в противоположное окно.
Через десять минут лидер правых сил первым не выдержал и разрядил обстановку:
- Ладно, Трегубова, расслабься... Все равно мы уже опоздали!...
И стал рассказывать, как в свое время ему пришлось ехать с Ельциным на охоту, чтобы уговорить президента отдать команду прекратить уголовное дело против Собчака.
К счастью, везли нас не на "Волге" (на которой Немцов с маниакальным упорством продолжал в то время ездить в думу, пытаясь быть верным своему давнишнему популистскому обещанию "пересадить всех чиновников на "Газ""), а на личном немцовском джипе. И благодаря этому мы просто чудом успели на самолет.
* * *
В Таврический дворец, где проходила панихида, нас протащили контрабандой с какого-то черного хода: "Это - группа РАО ЕЭС, пропустите!" - распихивали всех локтями сопровождавшие нас чиновники. Было дико неловко перед людьми, которые с самого утра мерзли в длиннющей очереди, чтобы попрощаться с Собчаком.
Завидев рядом с гробом калининградского губернатора Леонида Горбенко, один из приближенных Чубайса бросился ко мне и зашипел на ухо:
-Убийца!!! Как он только не постеснялся сюда прийти?!
Я изумленно вытаращила глаза.
-Ну да, это же он его напоил! - продолжал мой конфидент. - А ведь он прекрасно знал, что у Собчака больное сердце и ему нельзя пить! Он последний, кто видел Анатолия Александровича живым. Собчак ушел от него к себе в гостиничный номер и там сразу умер. Знаешь, у Горбенко ведь вообще такая манера насильно поить людей! Один раз он и нашего Рыжего чуть в гроб не загнал! Наш-то не спит совсем, поэтому его от полрюмки сразу развозит, а тут вроде нельзя отказаться - губернатор проблемного региона угощает... Ты бы его в тот момент видела! Красный как рак и лыка не вязал! Я честно тебе говорю: я тогда тоже боялся, что у Чубайса сердце из-за Горбенко не выдержит!
Тем временем Чубайс вышел на середину, чтобы сказать прощальное слово:
- Нам известны имена убийц...
Я вздрогнула: неужели он сейчас тоже расскажет про Горбенко?
Но его версия была куда более политкорректной: в смерти Собчака были фактически обвинены тогдашний губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев, прокурор Скуратов, Коржаков и все остальные, кто "организовывал на Собчака травлю".
* * *
Слез на глазах питерской команды (кроме, пожалуй, Чубайса, на котором просто лица не было от горя) что-то не наблюдалось. Большинство визитеров из Москвы вообще представительствовали на похоронах как на откровенно светском мероприятии. Каждый занимался своим делом. Алексей Кудрин, например, в храме, чтобы зря не терять времени на заупокойную молитву, жарким шепотом прямо перед алтарем сливал журналисту из "Московского комсомольца" Александру Будбергу оперативную информацию из Белого дома.
Впрочем, вскоре я возблагодарила бога за мирскую практичность господина Кудрина. Потому что он, в буквальном смысле, спас мне жизнь во время страшной давки на похоронах в Александро-Невской лавре.
* * *
Прощаться с Собчаком пришло полгорода. А из-за приезда на это мероприятие Путина президентская охрана, разумеется, никак не хотела пускать на кладбище Александро-Невской лавры простых смертных. Но совсем отсеивать родственников и друзей покойного они все-таки постеснялись. Поэтому близких Собчака, а также официальные делегации (вроде нашей - от "РАО ЕЭС") на территорию Лавры запускали, но маленькими порциями и с долгими перерывами. Тем временем нормальный питерский народ сзади все напирал и напирал. В результате служба безопасности спровоцировала известный эффект бутылки с узким горлышком. При входе на кладбище возникла смертельная давка.
Нас ввезли на территорию Лавры на машинах. Но после этого пришлось еще около километра идти пешком в общей давке до старинных ворот отдельного внутреннего кладбища, где и хоронили Собчака. Я оказалась ни физически, ни морально не в состоянии грубо пробивать себе дорогу локтями, как это делали мои спутники. "Кто я такая, чтобы считать, что у меня есть больше права прощаться с Собчаком, чем у его родных?!" - раздраженно думала я и уже проклинала себя за то, что я вообще там оказалась. Но отступать было уже поздно, и мой инфантилизм чуть не стоил мне жизни. Потому что, не пройдя и ста метров, я почувствовала, что меня начинают затирать. Попытавшись сделать еще несколько шагов - поперек потока, чтобы хотя бы выбраться на обочину, - я убедилась, что и этого уже не могу: народ ринулся вперед в остервенении и отупении, сметая все и всех на своем пути и заполняя собственной массой абсолютно все пространство аллеи, по которой нам нужно было двигаться, - без малейшего, миллиметрового, зазора. Вскоре людской поток начал уже не только затирать, а еще и подминать меня. Я оказалась затянутой в воронку и обречённо, без малейшей воли к сопротивлению, как сквозь туман, осознала, что падаю и еще через несколько секунд неизбежно окажусь на земле - под ногами этой человеческой массы, которая, разумеется, не задумываясь, по мне пройдется.
Но тут, буквально в последнюю секунду перед моим падением, чья-то цепкая рука обняла меня за талию и выудила из этой воронки на поверхность. Потом я почувствовала, что меня кто-то приподнял и понес. Я даже не имела физической возможности в этой давке посмотреть, кто был моим спасителем. Но когда благодаря ему я оказалась в уже более или менее безопасном месте, я увидела, что мой ангел хранитель - никто иной, как Леша Кудрин.
- Берите меня под руку, и покрепче, - строго велел мне будущий вице-премьер. - И главное - не падайте, держитесь на ногах: вас бы сейчас насмерть затоптали. Держитесь: нам сейчас еще нужно через последние ворота пройти, а там, внутри, на кладбище, уже будет посвободнее... Туда вообще уже никого из простых смертных не пускают...
И как-то необычайно вертко и метко орудуя локтями, с криками: "Пропустите делегацию!" - Кудрин, со мной в охапке, удачно штурмовал и последний кордон. После которого я уже, наконец, смогла вдохнуть воздуха, отыскала Чубайса и вместе с ним и со всей остальной делегацией стойко приняла очередное испытание: не меньше часа стоять на краю свежевырытой могилы и ждать, когда же подъедет Путин.
Потому что без президента - "не начинали".
* * *
Воздух на кладбище звенел от мороза. И, несмотря на то что рядом со мной стояли не меньше сотни чиновников, вокруг царила в прямом смысле кладбищенская тишина. Потому что все настолько окоченели, что волей-неволей сохраняли похоронные приличия. И любой звук, даже шепот, как-то особенно гулко разносился надо всей этой заледеневшей процессией.
И тут мы услышали настоящий рев быка, вернее, - автора программы "Час быка" Андрея Черкизова:
- Фашисты! - скандировал он, продираясь сквозь кладбищенские ворота. - Прямо у могилы людей избивают! Родственников Собчака не пускают к нему из-за этой бледной моли!!!
Тут среди окружавших меня официальных лиц вообще уже воцарилось гробовое молчание.
Протаранив охрану, Черкизов в два скачка оказался прямо у могилы, и, видимо, сразу приметив там среди всех чиновничьих физиономий единственное "родное лицо" (увы мое), набросился на меня чуть ли не с кулаками:
- Бледная моль! - заорал он на меня, дико вращая глазами.
Я слегка удивилась: "Вроде бы у нас с Черкизовым всегда неплохие отношения были. Чего это он вдруг?"
- Ты чего Андрюш? - с опаской переспросила я.
И в ту же секунду почувствовала по запаху, что Андрюша, кажется, слишком активно поминал в тот день Анатолия Собчака. Я интуитивно на всякий случай отошла на два шага от Чубайса, - чтобы не подставлять и его, если сейчас разразится скандал.
И как в воду глядела...
- А ты с кем прилетела, Трегубова? - строго спросил Черкизов. - С кремлёвскими?
Я отрицательно мотнула головой.
-А-а, с Рыжим наверное... - догадался бузотер.
Спина стоявшего прямо передо мной Чубайса напряженно съёжилась.
- Ты видела, что там людей избивают?! - продолжил допрос Черкизов, угрожающе на меня наступая. - Бледная моль!!! Прилетела! А из-за нее тут троюродного брата Собчака не пустили!!!
-Чтобы избивали людей, - такого я не видела. А давку устроили действительно безобразную - меня саму вон Кудрин еле спас, - как можно более спокойно ответила я.
И потом примирительным тоном, чтобы не спровоцировать дальнейшего развития скандала у не закопанной могилы, поинтересовалась:
-А ты чего обзываешься-то?
И лучше бы я этого не спрашивала...
Потому что оказалось, что Бледной молью Черкизов называл вовсе не меня, а совсем другого человека...
- Ты посмотри, как охрана этой Бледной моли над живыми людьми издевается! - заорал он опять на всю округу. - А сейчас она и сама прилетит, эта Бледная моль, и специально для нее здесь на кладбище представление устроят! А я сейчас вот прямо отсюда репортаж в прямой эфир об этом передам, я все-о-о-о расскажу!
И с этими словами Черкизов достал мобилу и принялся дозваниваться до прямого эфира радиостанции "Эхо Москвы".
* * *
Тем временем я увидела, как меж могил серой мышкой зашмыгал пресс-секретарь президента Алексей Громов, и по этому признаку поняла, что тот, прибытия которого ожидал Черкизов, уже здесь. Громов подбежал ко мне. Его глаза в растерянности забегали: он явно не знал, как мы прищучить журналистку "кремлевского пула", вопреки его санкции оказавшуюся, как он считал, - на "президентском мероприятии".
В результате, он решил, что лучшим вариантом в такой спорной ситуации будет найти общего врага:
- Ты посмотри: как это подонок Черкизов посмел сюда явиться! Пьяное рыло! - злобно заплевался мне в ухо президентский пресс-секретарь.
-Черкизов - мой коллега... Так что, давайте без подобных эпитетов, Алексей Алексеевич, - старалась я держать хорошую мину при плохой игре.
И как раз в эту самую секунду мой перевозбудившийся коллега, дозвонившись, наконец, по мобиле до прямого эфира "Эха Москвы", начал громогласно, на все кладбище, встречая как раз подходившего к могиле Путина, сообщать стране:
- Из-за прилета этой Бледной моли здесь перекрыли все кладбище и не дали родным проститься с Анатолием Собчаком!!!
Не знаю, успели ли крылатые слова долететь до прямого эфира, но после этой фразы в студии "Эха Москвы", видимо, попросили Андрюшу слегка отдохнуть, а уж потом продолжить репортаж. Догадаться об этом было не трудно: по ответным матюгам, которыми Черкизов начал сыпать в трубку. Разумеется - так же громко, чтобы во всей Александро-Невской лавре не осталось ни одного человека, который бы не расслышал каких-нибудь мелких деталей употреблявшихся выражений...
Я оказалась между двух огней. С одной стороны, нельзя было позволить Громову в моем присутствии гнобить коллегу. С другой стороны, я с ужасом предчувствовала, как сейчас Черкизов, получив отлуп у себя на радио, опять примется жаловаться мне разрушительным голосом Джельсомино. Так и случилось... Как только "Эхо" отрубило с ним связь, он, на глазах у всех заинтересованных кремлевских чиновников, бросился ко мне с объятиями и громогласными жалобами на все то же самое белесое насекомое, образ которого художественной натуре Черкизова как-то слишком глубоко въелся в душу.
Приняв огонь на себя, я, непьющая и поэтому слегка неопытная в подобных ситуациях, решила действовать по известной схеме, почерпнутой мною в советских фильмах. Под условным названием: "Ты меня уважаешь?? - Тогда пей".
-Андрюш, ответь мне только на один вопрос: ты меня любишь? - внезапно спросила я Черкизова.
-Я?! Да я, хоть и пидорас, но за тебя, Трегубова, жизнь отдам, если надо! - заорал он мне в ответ, окончательно шокировав публику.
-Так вот, Андрюша, если ты и правда хоть капельку меня любишь и уважаешь, - тогда помолчи, пожалуйста, минутку! - педагогично приказала я.
Как ни странно, схема сработала. Выразительно посматривая на свои наручные часы и довольно подмигивая мне, Черкизов промолчал ровно минуту...
Потом выдохнул и спросил:
-Все?
- Молодец, Андрюша. А теперь, пожалуйста, ради меня, помолчи, пока они не закопают могилу...
* * *
Мне сказали, что по телевизору церемония выглядела крайне благопристойно. Путин, говорят, эффектно пустил слезу, покорив сердца избирателей. Ни о давке, ни о скандале на кладбище ни один из телеканалов, разумеется, ни слова не передал. А я с тех пор вообще зареклась ходить на похороны. Хоть и чужие. Не надо мне больше такого веселья.