Компромат.Ru ®

Читают с 1999 года

Весь сор в одной избе

Библиотека компромата

Цинизм Кобзона в госпитале в Афгане

Поет песню про маму, про Родину, у него течет огромная слезища... во время проигрыша оборачивается к музыкантам: "А какой сейчас курс чека в Москве?"

Оригинал этого материала
© "Машина" с евреями", "АСТ", М., 2007 via mashina-vremeni.com, Фото: via sb.by, via allnews4.me

Петр Подгородецкий

Compromat.Ru
Справа налево: Иосиф Кобзон, Александр Розенбаум, Борис Громов (февраль 1989 г.)
[...] Никакой демократией в коллективе у Кобзона не пахло. Был Он, и был коллектив, который существовал отдельно. У Кобзона была определенная система взаимоотношений с ансамблем, которая сложилась десятилетиями. Некоторые музыканты трудились с ним по 10—15 лет, поскольку это было и престижно, и выгодно. Работы было много, но оплачивалась она хорошо, поскольку авторитетный маэстро пробивал артистам высшие ставки. В те годы у каждого артиста был так называемый «лимит выступлений». Чем выше была ставка, тем меньше концертов давали работать звездам. Делалось это, несомненно, для того, чтобы лишить мастеров культуры сверхдоходов. Но Кобзону многое позволялось. Он должен был, по идее, работать семь — восемь концертов в месяц и получать за них около шестисот рублей. Но на самом деле практиковались «поездки на фонды», шефские и псевдошефские концерты, которые не учитывались как плановые и пр.

Поэтому выступлений было много, иногда по полсотни в месяц, так что зарабатывали мы больше всех в «Москонцерте», во всяком случае, среди аккомпанирующих коллективов. Оклад и гонорары за выступления даже у нас составляли где-то в районе тысячи рублей в месяц. К тому же не надо забывать, что СССР был страной закрытой, и каждая заграничная поездка позволяла сильно улучшить свое материальное благополучие. А ездили мы довольно много. Закупил, к примеру, контейнер колготок, а потом продал их на родине, получив прибыль в тысячу процентов. Везли все: из Афганистана, где мы бывали постоянно, — дубленки, серебро, видеокассеты, из других стран — технику, из третьих — шмотки. [...]

Я как-то поинтересовался: «Иосиф Давыдович, у вас связки не устают столько петь?» — «Нет, — ответил он, — вот ноги, ноги устают».

Своего музыкального коллектива он не сторонился, но держал определенную дистанцию. Это было вполне понятно, если учесть разницу в положении, социальном, материальном, профессиональном. В те времена он был в фаворе у всех, кто находился у власти, формальной или неформальной. В дни приезда или отъезда из регионов приемы по этому поводу устраивались секретарями обкомов или республиканских комитетов КПСС. В «широких» участвовали и музыканты, где-нибудь за периферийным столом, а в «узких» лишь сам маэстро и «руководство». Неформальные приемы, организовывавшиеся мафиозными боссами, лидерами оргпреступности того или иного региона, проходили с участием музыкантов редко. Для нас заказывался отдельный зал или ресторан. Такие приемы устраивались только с согласия Кобзона и были предметом переговоров. Его хотели видеть за своим столом все, он же имел возможность выбирать. Хотя друзей не выбирают, и он не отказывался отобедать с Отари Квантришвили, Алимжаном Тохтохуновым (Тайванчиком), Вячеславом Иваньковым (Япончиком) и другими.

[...] В восьмидесятые годы, когда я работал у Кобзона, я, честно говоря, не мог определить, кто из гостей Иосифа Давыдовича имеет отношение к криминалу, а кто — нет. Приходили люди в дорогих костюмах и галстуках, разговаривали негромко, смеялись сдержанно. Никаких там «распальцовок», появившихся позже, в начале девяностых. А с этими людьми Кобзон дружил очень давно, с тех пор, когда он был молодым начинающим артистом, да и они тоже — не только не боссами мафии, но и вообще еще не авторитетами в этом бизнесе. А у Кобзона есть одна замечательная особенность: он не предает своих друзей. Как бы им трудно ни было, в чем бы их ни обвиняли, он всегда приходил им на помощь и не думал отрекаться от них. Он не стесняется общаться с ними, не избегает этого общения, невзирая на то что на него ложится какая-то тень. Но мне кажется, по большому счету, он настолько выше всего этого, что ему на все эти потуги очернить его просто насрать. Как он с ними дружил, так и дружит. Я помню, как на дне рождения мамы Иосифа Давыдовича, а это для него святой день, по одну руку сидела она, а по другую — Тайванчик. Это был близкий друг семьи. Делали они какой-то бизнес вместе? Не знаю, но у самого Кобзона деловая хватка потрясающая.

Compromat.Ru
Иосиф Кобзон (слева) и Алимджан Тохтахунов ("Тайванчик")
["Совершенно секретно", 15.05.2013, "Туз или шестерка?": «Мы знакомы почти тридцать лет, — рассказывал мне Иосиф Давыдович Кобзон. — Сначала Алик пришел на концерт в Сочи и вручил совершенно невероятные цветы. Потом на пляже попросил разрешения угостить пивом и цыплятами «табака». Так за пивом и познакомились. Он мне очень понравился. Уже позже мне говорили: зачем он тебе, откажись. Я плевать хотел на эти советы. [...]
Когда Алика первый раз посадили, мы в Сочи с Юрием Антоновым дали концерт для сотрудников милиции. Не помогло. В Москве я обратился к руководству МВД СССР. «Такой человек, а просите за каталу», — сказали мне. Для меня он не катала, а нормальный парень. Потом срок удалось сократить. Он картежник, а вы, журналисты, превратили его в преступника».
Как рассказывал Алик, Иосиф Давыдович активно помогал и во второй раз: в 1985 году Тохтахунов был осужден за тунеядство. [...]
Три года Тайванчик жил в Германии. Первое время жилось там несладко: Иосиф Кобзон говорит, что денег и на продукты не всегда хватало. Оперативник-пенсионер, с которым я общалась, подтверждает, что действительно иногда нечем было платить за телефон. Когда начался вывод наших войск из Германии, Алик со знакомым московским бизнесменом собрался строить дома для военнослужащих. Но приятель умер. Опять помог Иосиф Кобзон: познакомил со своими партнерами. И Алик занялся бизнесом — обеспечивал товарами армейские магазины. В это время в Германии начались вооруженные разборки наших «авторитетов». Некоторые из них встречались с Аликом. «Я его предупреждал: абстрагируйся от них, не общайся, — говорит Кобзон. — Но он уже попал в поле зрения полиции, и из Германии пришлось уехать». — Врезка К.ру]


У великого мастера мозги работали одновременно как бы в двух режимах. Помню, как во время очередной поездки в Афганистан мы работали в армейском госпитале, где лечились самые тяжелые раненые. Представляете, сидят, лежат молодые пацаны, кто без рук, кто без ног, кто вообще как обрубок. У кого-то глаз нет... В общем, без слез смотреть в зал нельзя. Мы играем, а сами ревем. А Кобзон поет какую-то песню про маму, про Родину. У него течет огромная слезища. И тут, во время проигрыша, он совершенно спокойно оборачивается к кому-то из музыкантов и спрашивает: «А какой сейчас курс чека в Москве?» То есть с одной стороны — артистизм, неподдельные эмоции, а с другой — прагматичность, холодный расчет, так необходимый в бизнесе. Я не знаю, хорошо это или плохо, кто-то назовет это профессиональным цинизмом, какой бывает у опытных врачей. Но главное — чтобы этот цинизм никогда не перевешивал. Вот этому равновесию у Кобзона надо учиться. У него все всегда было под контролем, и зрители в зале никогда не чувствовали, что у певца в голове работает мощный компьютер, который может решать совершенно иные проблемы.

Повторю еще раз, Кобзон уникален, и такого человека у нас в стране нет. По величию его можно сравнить с Фрэнком Синатрой, но, при всем уважении к заокеанскому мастеру, сравнение будет не в его пользу. У того тоже были неприятности с криминалом, но он и жил, и умер глыбищей. Но если Синатра мог спеть песен пятьсот, то Иосиф Давыдович, думаю, несколько тысяч. [...]


Compromat.Ru ® — зарегистрированный товарный знак. Св. №319929. 18+. info@compromat.ru