07.04.2002
ФСБ взрывает Россию
Александр Литвиненко, Юрий Фельштинский
Глава 6 ФСБ прибегает к массовому террору: Буйнакск, Москва, Волгодонск
Это не люди, это настоящие выродки, которых, как бешеных собак, надо просто отстреливать. Но поскольку мы действуем в рамках закона, то, естественно, надо их изобличить и чтобы они предстали перед судом.
Террористы … какие-то системы страховки могут придумать. В том числе и уничтожение непосредственных исполнителей. Я это совершенно не исключаю.
Из интервью А. Здановича радиостанции «Эхо Москвы» 16 сентября 1999 г.
В Буйнакске, Москве и Волгодонске исполнители терактов найдены не были. А об организаторах мы можем догадываться лишь по аналогии с Рязанью. В этих трех городах рязанский вариант «учений» был доведен до запланированного конца — оборвавшего и изуродовавшего жизни нескольких сотен людей.
В августе 1999 года на свободе оказались все участники группировки Лазовского, даже Воробьев. В это время как раз подходила к концу очередная военная операция в Дагестане, куда вторглись чеченские сепаратисты. С того времени многое было сказано и написано о вторжении чеченцев в Дагестан. Утверждали, что эта операция была спланирована в Кремле и спровоцирована спецслужбами. Российские СМИ пестрели статьями о конспиративной встрече Шамиля Басаева и руководителя администрации президента Александра Волошина во Франции, организованной сотрудником российской разведки А. Суриковым. Фактов для однозначных выводов в нашем распоряжении мало.
Точка зрения российского правительства по вопросу о вторжении чеченцев в Дагестан известна. Поэтому мы изложим мнение чеченской стороны, в частности Ильяса Ахмадова — чеченского министра иностранных дел в правительстве Аслана Масхадова:
«Руководство Чечни осудило дагестанский поход. Это действительно для нас большая проблема. Но вспомните, что было в июле, когда российская армия уничтожила наш блокпост, а потом на нашу территорию вошел целый батальон российских солдат. Разве это не провокация? К Басаеву приходили паломники из Дагестана с просьбой освободить их от „русского ига“, а когда он начал поход, стали говорить с экрана телевизора, что им этого не надо и они хотят жить в России. Это шито белыми нитками».
По мнению Абдурашида Саидова, основателя и бывшего председателя Исламско-Демократической партии Дагестана, начиная с 1997 года, после принятия парламентом Дагестана известного закона «О борьбе с исламским фундаментализмом», шло активное «выдавливание» религиозного меньшинства (ваххабитов) из Дагестана в Чечню. Ваххабитам в Дагестане создавали невыносимые условия жизни, их преследовали и угрожали физической расправой. При этом руководство Дагестана отдавало себе отчет в том, что в Чечне ваххабитов встретят с радостью. «Выдавленные» в Чечню дагестанские исламисты становились оппозиционерами, и со временем готовы были вернуться в Дагестан, но уже в другом качестве, как новые руководители государства. Слухи о предстоящем из Чечни вторжении ходили по Дагестану уже в 1997—1998 годах. В те же годы Россия оголила границы с Чечней в Цумадинском, Ботлихском, Казбековском районах Дагестана. Активисты радикальной дагестанской оппозиции свободно перемещались по территории двух республик. Но ФСБ, которую тогда возглавлял Путин, на это не реагировала. Не исключено, что в окружении лидера дагестанских исламистов-радикалов Багаудина, скрывавшегося в Чечне от преследований, были провокаторы, выполнявшие задание определенных российских силовых ведомств, и что именно эти люди в нужное время подтолкнули Багаудина, а через него — Басаева и Хаттаба — к вторжению в Дагестан.
С мая-июня 1999 года в Грозном уже любой рыночный торговец знал, что вторжение в Дагестан неминуемо. Только российские спецслужбы, почему-то об этом не догадывались. С июля в дагестанском селе Эчеда, в России, находились несколько сот вооруженных ваххабитов-дагестанцев, которые заранее окопались, укрепились в труднодоступных ущельях на границе с Чечней и Грузией. Задолго до прихода в Цумадинский район исламских мятежников эти места были нашпигованы оружием. В конце июля, в пик топливного кризиса в районе, прямо под окнами УВД и УФСБ Цумадинского района в лагеря боевиков многотонные грузовики доставляли топливо. ФСБ и на это не реагировала, поскольку предстоящее вооруженное столкновение между чеченцами и дагестанцами Кремлю было выгодно.
Одновременно Багаудину шли обнадеживающие сообщения агентов: «Кроме работников милиции, в Цумада никого нет, да и они своих трогать не будут. Мы в два счета будем в райцентре. Это твой родной район, народ ждет тебя, поддержка обеспечена, вперед!». И Багаудин попал в ловушку. Кстати, накануне вторжения Басаев предлагал Багаудину совместные действия, но последний помощь отверг, и потому Басаев с Хаттабом вынуждены были выступить отдельно, в Ботлихском направлении, очень кстати и очень вовремя для российского руководства и организаторов предвыборной кампании Путина. Тут-то и начались в России невиданные до тех пор теракты.
Мотивировку сентябрьских терактов предоставила сама ФСБ. В официальной справке УФСБ по Москве и области были сформулированы цели террористов, подорвавших в сентябре 1999 года в Москве жилые дома: «Одной из основных версий, разрабатываемых следствием, стало совершение террористического акта, направленного на дестабилизацию обстановки в Москве, устрашение населения и оказание воздействия на принятие властями определенных решений, выгодных организаторам акции». Ту же самую мысль, но на уровне фельетона сформулировала газета «Вечерняя Москва»: «Главная цель террористов — создать в обществе гнетущую и гнусную атмосферу. Чтобы я, струсив, дал по морде моему соседу-кавказцу, а он бы схватил „кынжал“, и понеслась... Чтобы партия идиотов вышла из подполья и начались массовые аресты. Не спрашивай, что это за партия и где оно, это подполье».
Понятно, на какие «определенные решения» властей можно было повлиять взрывами, а на какие — нельзя. На решение о вводе войск в Чечню взрывами повлиять было легко. А вот на решение о предоставлении Чечне формальной независимости (неформальная независимость у Чечни к тому времени была) повлиять в нужную для чеченцев сторону терактами было совершенно невозможно. Иными словами, взрывы были нужны спецслужбам в России для начала войны с Чечней, а не повстанцам в Чечне для юридического признания независимости республики. То, что это именно так, доказало время: война началась, спецслужбы пришли к власти в России, независимость Чечни закончилась. И все это — результат произведенных в сентябре терактов.
31 августа 1999 года производится пробный теракт в торговом комплексе «Охотный ряд», на Манежной площади. Погиб один человек, 40 получили ранения. Правительство немедленно предложило к рассмотрению «чеченскую версию», хотя трудно было предположить, что чеченцы будут устраивать теракт в комплексе, генеральным директором которого является известный чеченец Умар Джабраилов. За подготовку и проведение теракта впоследствии был арестован «некий Рыженков», согласно версии ФСБ «выдающий себя за генерала ФСБ». Между тем о генерале ФСБ Рыженкове, «определенно работающем» на террористов, еще в 1996 году докладывал в ФСБ полковник Николай Васильевич Зеленько, начальник войсковой разведки 8-го армейского корпуса генерала Рохлина.
Военная разведка действительно занимается оперативной работой, в том числе на территории России, и имеет свою агентуру. 8-й армейский корпус был дислоцирован в Волгограде, воевал в Чечне и особенно активно занимался вербовкой агентов среди чеченцев. В Волгограде на полигоне ГРУ проходил подготовку Шамиль Басаев перед грузино-абхазским конфликтом, причем его обучение вела именно военная разведка. Если Зеленько узнал что-то об организаторах теракта в «Охотном ряду» и о Рыженкове или же о терактах вообще, он, безусловно, доложил об этом генералу Рохлину, так как последний был председателем комитета Госдумы по обороне. Рыженков тогда задержан не был. Наоборот, был арестован сам Зеленько.
Почти всю службу Зеленько провел на Кавказе. Побывал во всех горячих точках: Карабахе, Баку, Тбилиси, Абхазии, Дагестане и Чечне. В Грозном побывать не успел, так как был тяжело ранен. К раненому Зеленько на двадцатый день после операции на сердце в госпиталь им. Бурденко в Москве пришли сотрудники ФСБ, обвинили его в хранении неучтенного пистолета и намерении совершить убийство некоего бизнесмена и увезли подальше из Москвы — в тюрьму в Челябинск.
За что же был арестован Зеленько? Рохлин поддерживал дружеские отношения с Владимиром Ивановичем Петрищевым, в то время начальником военной контрразведки ФСБ. Об информации, полученной от Зеленько, Рохлин обязан был Петрищеву доложить. Тогда и стали происходить странные истории. Сначала был арестован Зеленько, затем 3 июля 1998 года был убит генерал Рохлин.
ФСБ сама подтвердила, что арест Зеленько, убийство Рохлина и террористические акты в России — события взаимосвязанные. Всеми делами занимался один следователь генпрокуратуры — Н. П. Индюков, имевший большой опыт расследования заказных дел, в которых важно было направить следствие по ложному следу. Именно Индюкову поручили вести следствие по делу Тамары Павловны Рохлиной, обвиненной в убийстве мужа. Этапы этого шедевра российской юриспруденции хорошо известны. После убийства генерала Тамара Рохлина была арестована, в ноябре 2000 года приговорена к восьми годам лишения свободы. В декабре срок заключения был сокращен вдвое. 7 июня 2001 года Верховный суд РФ отменил приговор Рохлиной, и 8 июня она была освобождена из-под стражи. Версию о том, что генерала убили трое неизвестных в масках, Индюков расследовать не стал.
Но самое удивительное, что и дело Зеленько, арестованного по совсем другим обвинениям, тянущим на обычную уголовщину, тоже вел Индюков, причем до суда дело не довели, а после смерти Рохлина Зеленько без лишнего шума освободили.
На фоне этих странных убийств, спорных расследований и спровоцированных вторжений 4 сентября 1999 года происходит взрыв дома в военном городке в Буйнакске, в Дагестане. Погибли 64 его жителя. Этот теракт однозначно связывали с поражением отрядов чеченских боевиков в Дагестане, хотя чеченцев среди исполнителей терактов не было, а обвиненные в организации взрыва люди утверждали, что невиновны. В тот же день в Буйнакске обнаружили заминированный автомобиль ЗИЛ-130, в котором находились 2.706 кг взрывчатого вещества. Автомобиль стоял на стоянке в районе жилых домов и военного госпиталя. Взрыв был предотвращен только благодаря бдительности местных граждан. Иными словами, второй теракт в Буйнакске предотвратили не спецслужбы, а граждане, так же, как и в Рязани.
В ночь на 9 сентября в Москве взлетел на воздух девятиэтажный жилой дом № 19 по улице Гурьянова. От взрыва бомбы погибли 94 человека, 164 получили ранения. Самая первая версия: взрыв газа. Однако уже на следующий день УФСБ по Москве и Московской области сообщило, что «обрушение 3-го и 4-го подъездов дома произошло в результате подрыва бризантного смесевого вещества массой около 350 кг. Взрывное устройство находилось на уровне 1-го этажа. Проведенными физико-химическими исследованиями изъятых на месте происшествия объектов на их поверхности обнаружены следы [...] гексогена и тротила».
Сразу же после первого взрыва жилого дома стало ясно, что теракт является делом рук профессионалов. Речь шла не столько об исполнении теракта, сколько о его организации и подготовке. Большой теракт, в котором использованы сотни килограммов взрывчатки, транспорт и люди, трудно подготовить быстро. По мнению многих бывших и действующих сотрудников спецслужб, в том числе бывшего сотрудника ГРУ, полковника в отставке Роберта Быкова, террористы должны были завозить взрывчатку в Москву несколькими партиями, на протяжении четырех-шести месяцев. Моделирование терактов показало, что быстрее подготовить такого типа взрывы было невозможно. При построении модели учитывались все этапы: получение заказа, первоначальный расчет по плану дома, выезд на место, корректировка расчета, определение оптимального состава взрывчатки, заказ на ее изготовление, окончательный расчет с поправкой на реальный состав взрывчатки, аренда помещения, завоз туда взрывчатки и т.д. Таким образом, подготовка должна была начаться еще весной 1999 года. В это время чеченцы никак не могли готовиться к терактам в ответ на контрнаступление российских войск, так как в Дагестан чеченцы еще даже не вошли.
Слухи о предстоящих терактах висели в воздухе задолго до первых взрывов. 2 июля 1999 года журналист Александр Жилин получил в свое распоряжение некий документ, датированный 29 июня 1999 года. Жилин считал, что документ исходит из Кремля, что утечку организовал Сергей Зверев, заместитель главы президентской администрации, и что за это он был отправлен в отставку.
Содержание документа вызывало недоумение. Тем не менее Жилин передал его вице-премьеру московского правительства Сергею Ястржембскому. Реакции Ястржембского не последовало (а еще через какое-то время Ястржембский ушел от Лужкова, что неудивительно, и был взят на работу Путиным — а вот это удивительно). Если бы документ опубликовали после взрывов, все бы решили, что он является поздней фальсификацией. До взрывов опубликовать документ под названием «Буря в Москве» отважилась 22 июля «Московская правда»:
«Конфиденциально Некоторая информация о планах в отношении Лужкова Ю. М. и обстановки в Москве
Из надежных источников стало известно следующее. Одной из аналитических групп, работающих на администрацию президента, разработан план дискредитации Лужкова с помощью провокационных мероприятий, призванных дестабилизировать социальнопсихологическую ситуацию в Москве. Между собой разработчики называют его „Бурей в Москве“.
По утверждению источников, город ожидают потрясения. Так, планируется проведение громких террористических актов (или попыток терактов) в отношении ряда государственных учреждений: зданий ФСБ, МВД, Совета Федерации, Мосгорсуда, Московского арбитражного суда, ряда зданий. Предусмотрено похищение известных людей и обычных граждан „чеченскими боевиками“.
Отдельной главой прописаны „криминально-силовые“ действия против коммерческих структур и бизнесменов, поддерживающих Лужкова. Дана команда поднять и наработать дополнительно „оперативный“ материал по Кобзону, Гусинскому и Мост-медиа, Джабраилову, Лучанскому, Тарпищеву, Таранцеву, Орджоникидзе, Батуриной (жена Лужкова), Громову, Евтушенкову, П. Гусеву и другим персонам. В частности, инциденты вблизи офиса Кобзона и „Русского золота“ якобы произошли согласно плану, о котором идет речь. Цель — создать твердое убеждение, что бизнес тех, кто поддерживает Лужкова, будет разрушен, а безопасность самих единомышленников не гарантирована.
Разработана отдельная программа, направленная на стравливание между собой действующих в Москве организованных преступных групп и провоцирование войны между ними, что, по замыслу авторов, создаст в столице невыносимую криминогенную обстановку, с одной стороны, и позволит прикрыть спланированные теракты против госучреждений криминальными разборками и хаосом — с другой.
Данные „мероприятия“ преследуют несколько целей. Создание в Москве обстановки страха и иллюзии криминального беспредела. Инициирование отстранения от должности нынешнего главы УВД Москвы. Насаждение москвичам убеждения, что Лужков потерял контроль над ситуацией в городе.
Кроме того, по информации источников, параллельно с этим в прессу будет сделан мощный вброс информации о том, кто в правительстве Москвы связан с мафией и организованной преступностью. В частности, главным куратором этнических организованных преступных групп будет представлен г-н Орджоникидзе, которого в прессе свяжут в том числе с чеченскими преступниками, „получившими в распоряжение Киевский вокзал, отель «Рэдиссон-Славянская», торговый комплекс на Манежной площади“ и т.д. Через „красную“ и „патриотическую“ прессу пойдут материалы о засилье Москвы кавказцами, об их беспределе в столице в ущерб безопасности и благополучия москвичей. Статистика на сей счет в МВД уже подбирается. Кроме того, через этот же канал будут реализованы уже сфабрикованные материалы о „связях Лужкова со всемирной сионистской или сектантской организациями“».
За несколько дней до взрывов с депутатом Госдумы Константином Боровым встретился один из офицеров ГРУ и передал ему список участников теракта, состоящий из нескольких фамилий. Боровой сразу же передал список в ФСБ, но последствий это предупреждение не имело. Боровой считает, что он не был единственным каналом, по которому в спецслужбы шли предупреждения о готовящемся теракте, но мер по предотвращению взрывов принято не было.
Точку зрения Борового можно бы было игнорировать, если бы такого же мнения не придерживался один из самых известных российских специалистов в области диверсионно-террористической деятельности, бывший сотрудник ГРУ, полковник в отставке Илья Старинов. Он заявил, что в его ведомстве просто не могли не знать о предстоящих взрывах. Столь фатальное игнорирование сигналов о терактах можно объяснить только тем, что их готовила сама ФСБ.
Не исключено, что одним из организаторов взрывов в Москве был майор ФСБ Владимир Кондратьев. 11 марта 2000 года по интернету он прислал свое покаянное письмо «Я взорвал Москву!» в электронное издание «Агентство федеральных расследований» (FLB — FreeLance Bureau). Как и подобает гражданам-патриотам, сотрудники сайта FLB немедленно сообщили о письме в ФСБ. Содержание письма было доложено Патрушеву. Из ФСБ прибыли два специалиста-компьютерщика, «скачали» письмо и обещали во всем разобраться. Больше их никто не видел. Приведем выдержки из этого письма. Следует, однако, подчеркнуть, что независимой информации о том, является ли письмо подлинным, у нас нет.
«Да, это я взорвал дом по улице Гурьянова в Москве. Я не чеченец, не араб, и не дагестанец, а самый настоящий русский — Владимир Кондратьев, майор ФСБ, сотрудник строго засекреченного отдела К-20. Наш отдел был создан сразу после подписания Хасавюртовских соглашений. Перед нами была поставлена задача — организация и проведение операций по дискредитации Чеченской Республики с целью недопущения ее мирового признания. Для этого нам были даны очень широкие полномочия и самые неограниченные финансовые и технические возможности.
Одна из самых первых разработанных нами и удачно осуществленных операций называлась „Ковпак“. Суть ее заключалась в том, что мы ездили по всем колониям России и вербовали уголовников (предпочтение отдавалось лицам кавказских национальностей), комплектовали их в группы, давали им оружие, деньги, затем отвозили на территорию Чечни и там их выпускали с единственной конкретно поставленной задачей — похищение людей, в частности иностранцев. И надо сказать, наши питомцы очень удачно с ней справились.
Масхадов и его люди ездили по всему миру, тщетно пытаясь заручиться зарубежной поддержкой, а в это время на территории их республики пропадали иностранцы. Самую эффектную точку в этой операции поставило похищение и убийство британских и новозеландского инженеров, осуществленные по нашему приказу.
В июне прошлого года перед нашим отделом была поставлена новая задача — вызвать в стране всеобщую ненависть к Чечне и чеченцам. При разработке идей в нашем отделе эффективно практиковался brainstorm. Так во время очередной „мозговой атаки“ родилось несколько идей, среди которых: распространение по всей стране листовок с угрозами со стороны чеченцев, убийство всеобщей любимицы Аллы Пугачевой, взрывы в жилых домах, свалив затем все это на чеченцев. Все эти предложения были доложены руководству ФСБ, которая остановила свой выбор на последней идее как на самой эффективной и дала нам „добро“ на ее осуществление.
Нами были запланированы взрывы в Москве, Волгодонске, Рязани, Самаре, а также в Дагестане и Ингушетии. Были выбраны конкретные дома, подобрана и рассчитана взрывчатка. Операции было дано кодовое название „Хиросима“. Непосредственное же ее осуществление было поручено мне, так как я был единственный в нашем отделе специалист по взрывному делу, к тому же имеющий сравнительно большой опыт. Хотя в душе я и не был согласен с идеей взрыва жилых домов, но не мог отказаться от выполнения приказа, так как каждый сотрудник нашего отдела с первых дней его создания был поставлен в такие условия, что обязан был выполнять любой приказ. Иначе его просто превращали в Вечное Молчание. И я выполнил приказ!
На следующий день после взрыва я поехал на место проведения операции с целью ее оценки и анализа результатов. Увиденное же там поразило меня. Я уже упоминал, что мне и раньше приходилось взрывать, но то были не жилые объекты, к тому же за пределами России. А здесь я взорвал русский дом, убил русских людей, и русские женщины, рыдая над русскими трупами, на родном мне языке проклинали того, кто это сделал. И я, стоя рядом с ними, физически чувствовал, как проклятие обволакивает меня, проникает в голову, грудь, заполняет все мое тело, пропитывает каждую мою клетку. И я понял, что Я — ПРОКЛЯТ!
Вернувшись в отдел, вместо отчета о проделанной операции я написал рапорт с просьбой перевести меня в другой отдел, объяснив это моральной и физической усталостью. Видя мое состояние, меня временно отстранили от участия во всех операциях и осуществление второго взрыва, который был запланирован на понедельник, поручили моему напарнику. Меня же, чтобы я не смог этому помешать, решили простонапросто ликвидировать.
В субботу, чтобы, оставшись наедине с собой, подумать над тем, что же мне делать дальше, и прийти в себя, я выехал к себе на дачу. По дороге я почувствовал, что у моей машины, за которой я всегда тщательно ухаживал и которая меня никогда не подводила, вдруг отказали тормоза.
Я понял, что меня решили убрать классическим методом, принятым в нашей организации. И я, точно так же, как нас учили поступать в подобных ситуациях, направил машину в воду, благо речка оказалась по пути, а сам благополучно выбрался на берег. Затем на попутке добрался до Москвы и в тот же день по оперативным каналам покинул пределы России.
Сейчас я живу за тысячи километров вдали от Родины. С документами у меня все в порядке — теперь я официально гражданин этой небольшой страны. У меня нерусское имя и фамилия, и здесь никто не догадывается, кто я такой на самом деле. Я знаю, ФСБ способна на все, но все-таки надеюсь, что мои коллеги не найдут меня здесь.
На моей новой родине я открыл свой маленький бизнес, деньги у меня есть, и теперь могу спокойно прожить здесь до конца своих дней. Тогда зачем же Вам пишу все это, рискуя засветиться? (Хотя я и принял меры предосторожности, отправляя письмо из третьей страны и через третьи руки).
[...] Я уже упомянал Самару среди прочих подготовленных к взрыву городов. Жертвой тогда должны были стать жильцы дома по улице Ново-Вокзальная. Хотя не исключаю, что после неудавшейся попытки взрыва дома в Рязани в нашем отделе могли полностью отказаться от подобных операций. Но все-таки считаю своим долгом предупредить о ней».
После публикации в интернете письма Кондратьева Ассоциация ветеранов «Альфы» за несколько дней до президентских выборов выступила с опровержением, в котором, в частности, указывалось, что отдела К-20 в спецслужбах не существует. В этой связи следует указать на историю создания Управления «К».
Еще в 1996 году в ФСБ на базе Управления по борьбе с терроризмом был создан так называемый Антитеррористический центр (АТЦ), в состав которого входили Оперативное управление (ОУ), занимавшееся разработкой и розыском террористов, и Управление по защите конституционного строя (Управление «К»), бывшее 5-е Управление КГБ, разрабатывавшее политические и религиозные группы и организации, в том числе диссидентов. Затем АТЦ был преобразован (скорее — просто переименован) в Департамент по борьбе с терроризмом и Управление конституционной безопасности (Управление «К»). 28 августа 1999 года, перед началом «сентябрьской» волны взрывов, последовало новое преобразование — в Департамент по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом.
Многочисленные реорганизации не следует считать случайными. Переформировывая различные «департаменты» и «управления», ФСБ самым банальным образом заметала следы. Разобраться в том, кто за что ответственен, кто чем руководит, кто отдает приказы и кто в чьем подчинении, — при такой частоте преобразований человеку постороннему не представлялось возможным. Абсолютно намеренно делались сложные и путаные названия, похожие друг на друга. Все это еще и для того, чтобы сбить со следа журналистов. Реально же все люди оставались на своих местах, и офицеры госбезопасности, как сидели в своих кабинетах на 7-м и 9-м этажах Большой Лубянки, 1, где еще во времена Сталина работал Судоплатов, так и сидят. Ничего не изменилось.
Новый департамент возглавил вице-адмирал Герман Алексеевич Угрюмов, скончавшийся в своем рабочем кабинете в Чечне, в Ханкале, 31 мая 2001 года. Сразу же после его смерти появилась информация о том, что Угрюмов покончил жизнь самоубийством. Сообщалось, что в 13.00 в кабинет Угрюмова вошел человек в штатском. Он покинул кабинет через полчаса, а еще через 15—20 минут вице-адмирал застрелился.
Если бывшим сотрудникам 5-го Управления КГБ была поручена борьба с терроризмом и защита конституционного строя демократической России, можно быть уверенным в том, что Управление «К» ничем, кроме организации терактов и борьбой с демократией, не занималось. Как сказал в свое время Собчак, речь идет о людях, для которых слова «законность» и «демократия» просто лишены смысла. «Для них существуют лишь приказы, а законы и права являются для них препятствием». Означает ли это, что кроме секретного отдела «К-20», о котором упоминает майор Кондратьев, существовало еще по крайней мере 19 спецгрупп?
Удивительно, но сами чекисты считали теракты делом рук ФСБ. Журналист «Московской правды» Эрик Котляр в статье 10 февраля 2000 года рассказал об одном эпизоде:
«Осенью прошлого года мне довелось встретиться с работником суперсекретной службы. [...] И вот что он рассказал: „В тот вечер я приехал поздно. Дома никого не было. Дочка, жена и теща на даче. Только разбил яичницу на сковородку, как за окном раздался оглушительный взрыв. Стеклопакеты прямо влетели в комнаты с клубами гари и пыли! Выскочил на площадку, там соседи в панике. Зачем-то вызывают лифт. Я им кричу: «Спускайтесь по лестнице, лифт может сорваться!» [...] Выскочил на улицу, а от середины дома напротив почти ничего не осталось! [...] На следующий день кое в чем разобрался и твердо решил: семью увезу из России, жить здесь опасно, а дочка у меня единственная!“
— Но ведь это чеченцы устроили взрывы в Москве...
— Какие там к... чеченцы, — в сердцах махнул он рукой».
Котляр сделал вывод, что его приятель что-то знает. Уже 10 сентября губернатор Алтайского края Александр Суриков заявил, что «взрывы в Москве связаны с отголосками из Дагестана», но что люди, заинтересованные в терактах, находятся в России и в Москве. Суриков предложил собрать внеочередное заседание Совета Федерации (СФ) для обсуждения вопроса о введении в стране чрезвычайного положения.
В ночь на 13 сентября газета «Московский комсомолец» подготовила в печать статью под названием «Секретная версия взрыва», где пыталась проанализировать случившееся:
«Непосредственно в подготовке теракта чеченские боевики не принимали участия. Судя по картине взрыва, бомбу закладывали специалисты, прошедшие подготовку в российских секретных ведомствах. Дело в том, что все предыдущие теракты, имеющие, как принято считать, чеченский след, совершались по одному и тому же сценарию: около здания взрывался автомобиль с начинкой. Такая машина обычно паркуется перед предполагаемым объектом взрыва всего за несколько часов. Детонатор оснащается часовым механизмом. Даже в случае обнаружения передвижной мины у взрывотехников остаются лишь считанные минуты, чтобы ее обезвредить (как это случилось в прошлое воскресенье у здания военного госпиталя в Буйнакске). [...] Такая любовь к заминированным машинам объясняется очень просто. Взрывчатка нынче дорога, а террористы за каждый килограмм тротила или другого вещества платят наличными. И минирование объекта хотя бы за сутки до „часа икс“ чревато провалом — слишком велик риск обнаружения бомбы. [...] Картина же взрыва на улице Гурьянова позволяет предположить, что его готовили люди, не привыкшие экономить, — то есть сотрудники спецслужб. [...] Эксперты установили, что основной заряд в доме на Гурьянова был заложен в арендуемом помещении — магазине на 1-м этаже. Причем взрывчатка оказалась там задолго до взрыва. Видимо, преступники не мелочились — в случае обнаружения взрывчатки аналогичная акция просто была бы перенесена в другой район столицы. Такая тактика сродни использованию конспиративных квартир, столь любимых спецслужбами всего мира. При провале одной из них операция проходит в другом районе. Специалисты, способные провести такой теракт, во времена СССР служили как в КГБ, так и во 2-м Главном управлении генштаба (более известном как ГРУ)».
Иными словами, очень мягко, «МК» намекала на то, что за взрывами стоит ФСБ.
12 сентября в московской милиции раздался звонок. Звонили жители дома по Каширскому шоссе, 6/3: «У нас в подвале что-то не в порядке», — сообщили граждане. Приехал наряд милиции. У входа в подвал их встретил, как они считали, один из работников Районного эксплуатационного управления (РЭУ) и сказал, что в подвале все в порядке, в нем «свои». Милиция потолкалась у входа в подвал, внутрь не вошла и вскоре уехала.
Ранним утром, когда газета «МК» со статьей «Секретная версия взрыва» развозилась по киоскам Москвы, взлетел на воздух восьмиэтажный дом по Каширскому шоссе, 6/3, тот самый, у подъезда которого вежливый «сотрудник РЭУ» разговаривал с милиционерами. По-своему он оказался прав: в подвале все оказалось «в порядке» — для проведения теракта.
Через несколько дней «МК» пыталась разыскать находчивого «сотрудника РЭУ»: «Я встречался с главами управ в районе Каширки, — рассказывал корреспондент газеты. — До сих пор не можем вычислить, кто из работников РЭУ покрывал человека, который втихаря снимал „в субаренду“ помещение в подвале дома № 6. Никто не признается. Это или техник, или мастер, или начальник участка». Не нашли ни «сотрудника», ни тех, кто сдавал подвал.
На 14.00 по московскому времени 13 сентября из-под обломков взорванного на Каширке дома были извлечены 119 погибших и 13 фрагментов тел. Среди погибших было 12 детей. Эксперты сразу же установили, что характер обоих взрывов полностью идентичен, как и состав взрывчатки. Начались тотальные проверки домов, чердаков, подвалов. По одному из адресов — на улице Борисовские пруды, 16/2 — был обнаружен склад взрывчатки. Помимо гексогеновой смеси и 8 кг пластита, который использовался как детонатор, там нашли шесть электронных таймеров, сделанных из портативных часов-будильников «Casio». Пять из них уже были запрограммированы на определенное время. Террористам оставалось лишь развезти таймеры по адресам и подсоединить их к детонаторам. В частности, был заминирован дом на Краснодарской улице.
Последним террористы собирались разрушить здание на улице Борисовские пруды — 21 сентября в 4 часа 5 минут утра. Поразительно, что ФСБ, проводившая в Москве поиск террористов, вместо того чтобы оставить на Борисовских прудах засаду и задержать террористов, которые безусловно рано или поздно пришли бы за детонаторами, поспешила через средства массовой информации оповестить преступников, что склад на Борисовских прудах провален. Предположить, что сделанное ФСБ заявление об обнаружении конспиративного склада террористов — случайность, абсолютно невозможно. Такой ошибки не сделал бы даже начинающий рядовой следователь.
Информация о найденной после терактов взрывчатке и ее количествах была противоречива. В Москве нашли 13 тонн взрывчатки. Три-четыре тонны — в доме на Борисовских прудах, еще больше — на складе в Люблино, четыре тонны в гаражном боксе в Капотне. Со временем было установлено, что шесть тонн гептила (ракетного топлива, одним из компонентов которого является гексоген) были вывезены с Невинномысского химического комбината Ставропольского края. Из шести тонн гептила можно было сделать десять тонн взрывчатого вещества. На кухне, в гараже, в подпольной лаборатории шесть тонн гептила в десять тонн взрывчатки не переработаешь. Перерабатывали гептил, видимо, где-то на армейском складе. Затем мешки нужно было загрузить в машины, вывезти на глазах у охраны, предъявить какие-то документы.
Для перевозки нужны были водители и грузовики. В общем, в операцию была вовлечена целая группа людей, а если так, информация должна была поступить и по линии агентуры ФСБ, и по линии агентуры армейской контрразведки.
В Москве взрывчатка была расфасована в мешки для сахара с надписью «Черкесский сахарный завод». Но такого завода не существует. Если бы «сахар» в таких мешках везли через всю Россию, да еще по поддельной документации, слишком много было бы шансов попасться. Проще было бы заготовить документацию для «сахара» с существующего завода. Из этого факта можно сделать сразу несколько выводов, например, что террористы хотели направить следствие именно в КЧР, так как было очевидно, что рано или поздно хоть один мешок «Черкесского сахарного завода» попадет в руки следователей; что террористы не боялись везти мешки с фальшивой надписью и документацией в Москву, так как, видимо, были абсолютно спокойны за собственную безопасность, равно как и за сохранность своего товара. Наконец, можно было предположить, что взрывчатка расфасовывалась в мешки в Москве.
Финансирование теракта трудно было провести, не оставив следов. О крупной пропаже гептила или гексогена со складов разведка должна была хоть что-то слышать, поскольку бесплатно террористам взрывчатку никто бы не дал. Бесплатно с завода или со склада гексоген могли получить только органы госбезопасности или военные.
Именно к таким выводам приходили многочисленные журналисты и специалисты, ломавшие голову над хитроумными схемами о поставках гексогена в Москву. А схема эта оказалась до примитивного проста, так как разработана была самой ФСБ. Суть схемы была в следующем.
24 октября 1991 года в Москве был учрежден научноисследовательский институт Росконверсвзрывцентр. Институт располагался в самом центре — по адресу: Большая Лубянка, д. 18, строение 3 — и был создан для «утилизации конверсируемых взрывчатых материалов в народном хозяйстве». Бессменным руководителем института с 1991 по 2000 год был Ю. Г. Щукин. В действительности институт был прикрытием, ширмой — буфером-посредником между армией и «потребителем» — и занимался незаконной торговлей взрывчаткой. Через институт проводились сотни тысяч тонн взрывчатых веществ, в основном тротила. Институт покупал взрывчатку в воинских частях для утилизации и конверсии или же у химических заводов для «изучения». А затем продавал потребителям взрывчатки, в числе которых были легальные и реальные коммерческие структуры, например белорусское государственное предприятие «Гранит». Разумеется, институт не имел права заниматься продажей взрывчатки. Но на это почему-то все смотрели сквозь пальцы, в том числе руководители силовых ведомств, включая Патрушева.
Среди многочисленных крупных контрактов на поставки сотен тысяч тонн тротила и тротиловых шашек, подписанных институтом с поставщиками (армией) и потребителями (коммерческими структурами), почему-то попадались мелкие контракты на одну-две тонны тротиловых шашек, с подробно расписанными обязательствами сторон, хотя за тонну «товара» выручались всего-то 300—350 долларов, ради которых и машину гонять не стоит. Эти мелкие контракты на поставку «тротиловых шашек» как раз и были соглашениями о поставках гексогена. Через институт гексоген закупался в армии и передавался террористам для взрыва домов в Москве и других городах России. Эти поставки были возможны лишь потому, что НИИ Росконверсвзрывцентр Ю. Г. Щукина был создан спецслужбами, а получавшие «тротиловые шашки» террористы являлись сотрудниками ФСБ.
Итак... Гексоген, расфасованный в 50-килограммовые мешки с надписью «Сахар», находился там, где только и мог быть, — на складах воинских частей, охраняемых вооруженным караулом. Одним из таких складов был склад 137-го рязанского воздушно-десантного полка. Одним из таких караульных — рядовой Алексей Пиняев. По цене тротиловых шашек, а именно 8.900 рублей за тонну, т. е. примерно за 300—350 долларов, институт закупал гексосен со склада воинской части формально для исследовательской работы. В накладных гексоген проходил как тротиловые шашки. Доверенность выписывалась на «получателя» — посредника между институтом и террористами. В доверенностях тротиловые шашки обозначались невинной маркировкой А-IX-1. Только крайне узкий круг лиц знал о том, что маркировкой АIX-1 обозначается гексоген. Не исключено, что посредники, вывозившие гексоген на собственном автотранспорте со складов воинских частей, об этом тоже не знали.
Вывезенные со складов воинских частей мелкие партии «тротиловых шашек» (гексогена) буквально исчезали (передавались террористам). Мелкие заказы по 300—600 долларов в общих потоках в сотни тысяч тонн тротиловых шашек отследить было невозможно.
Журналисты пытались понять, каким же образом террористы перевозили гексоген по просторам России. А его и не нужно было перевозить. Гексоген использовался по месту нахождения. Так, гексоген со склада 137-го рязанского ВДП использовался на улице Новоселов города Рязани. Гексоген со складов подмосковных воинских частей оказывался в Москве... Система была до гениального проста. Она предусмотрела все, кроме, пожалуй, совсем случайных проколов, которые, конечно же, не стоило учитывать: наблюдательного водителя Алексея Картофельникова, любознательного рядового Алексея Пиняева, бесстрашного журналиста «Новой газеты» Павла Волошина. И уж абсолютно нельзя было предусмотреть выезд в Лондон с документами и видеоматериалами агента ФСБ и члена консультативного совета комиссии Государственной думы по борьбе с коррупцией Н. С. Чекулина, по иронии судьбы исполнявшего в 2000—2001 годах обязанности директора Росконверсвзрывцентра.
Тем временем в Москве после взрыва двух жилых домов продолжалась проверка жилого фонда. За одни сутки столичной милицией были проверены 26.561 квартира. Особое внимание было уделено нежилым помещениям на первых этажах зданий, подвалам и полуподвалам, то есть местам, которые часто используются под склады. Таких помещений было проверено 7.908. Проверялись также общественные учреждения — 180 гостиниц, 415 общежитий, 548 увеселительных заведений (казино, баров, кафе). Эта работа проводилась в рамках поиска подозреваемых в причастности к терактам в Москве. В проверке приняли участие 14,5 тысяч сотрудников ГУВД и 9,5 тысяч военнослужащих внутренних войск, в том числе отдельной дивизии оперативного назначения (бывшая дивизия имени Ф. Э. Дзержинского). Сотрудники МВД и ГУВД работали без выходных по двенадцать часов в сутки.
Были установлены помещения, заминированные террористами. По официальной версии следствия (не имеющей, может быть, вообще ничего общего с действительностью) их арендовал Ачимез (Мухит) Шагабанович Гочияев (Лайпанов). Настоящий Лайпанов был уроженцем КарачаевоЧеркесской республики (КЧР) и погиб в феврале 1999 года в автомобильной катастрофе в Краснодарском крае. Документы погибшего Лайпанова стали «документами прикрытия» настоящего террориста. «Подобная практика является обычной схемой легализации агентов всех спецслужб мира. Это классика, описанная во всех учебниках. Якобы погибшему человеку даруется новая жизнь», — комментировал происшедшее бывший работник ГРУ, всю жизнь занимавшийся развертыванием агентурной сети за рубежом.
Еще в июле 1999 года Гочияев-Лайпанов обратился в одно из московских агентств по аренде недвижимости, расположенное на Беговой улице, и получил там информацию о 41 помещении. 38 помещений после первого взрыва были проверены следователями на предмет нахождения в них взрывчатки.
Определен был и молодой напарник «Лайпанова». По утверждению ФСБ им был вынужденный переселенец из Узбекистана, бывший послушник медресе «Йолдыз» в Татарстане, в Набережных Челнов, русский по матери и башкир по отцу, 21-летний Денис Сайтаков. ФСБ считало, что именно он во время подготовки теракта снял вместе с «Лайпановым» номер в гостинице «Алтай» и активно обзванивал фирмы, сдающие в аренду грузовики. И хотя КГБ Татарстана уже на второй день после теракта по требованию Москвы начал искать подозреваемого, в татарстанском КГБ не было уверенности, что Сайтаков причастен к взрывам. По крайней мере заместитель председателя КГБ Татарстана Ильгиз Минуллин подчеркнул: «Никто не может объявлять Сайтакова террористом, пока его вина не доказана. [...] На сегодняшний день органы безопасности фактами, указывающими на причастность к террористическим актам в Москве [...] учащихся медресе „Йолдыз“, не располагают». КГБ Набережных Челны тоже выпустил заявление, в котором указывал, что обвинение жителей Татарстана в пособничестве террористам не имеет оснований и что информации о причастности жителей республики к взрывам в татарстанском КГБ нет.
Террористы, готовившие сентябрьские взрывы, пошли по пути наименьшего сопротивления. Сначала они по «документам прикрытия» сняли несколько подвальных и полуподвальных помещений, в том числе на улице Гурьянова и на Каширском шоссе. Затем завезли туда взрывчатку, обложив ящики с гексогеном продуктами питания (мешками с сахаром и чаем) и упаковками с сантехникой (так было на улице Гурьянова). Объекты диверсий были выбраны идеально. Вероятность встретить милицию у домов в нереспектабельных «спальных» районах обычно была невысока, в подъездах, как правило, не было консьержек. Как считал Старинов, «расположение этих домов и обстановка вокруг них» соответствовала «двум самым необходимым для террористов-подрывников условиям — это уязвимость и доступность».
Террористы заложили столько взрывчатки, сколько было необходимо для полного обрушения объектов. Диверсант Старинов предположил, что взрывы можно было произвести силами трех человек. Похоже, террористы имели прекрасную подготовку, причем не только диверсионную, но и разведывательную: умели уходить от наблюдения, жить под «легендой»... Научиться всему этому невозможно даже за год, пройдя курс подготовки в самом лучшем спеццентре. Москвичи стали жертвой террористов-профессионалов. А такие на российской территории работали только в системе ФСБ и ГРУ.
Петра Прохазкова, чешская журналистка, бравшая интервью у Хаттаба как раз в дни взрывов, запомнила ошеломляющую реакцию Хаттаба на сообщения о терактах в Москве. Он переменился в лице, и испуг этот был неподдельный. Это был искренний испуг человека, который понял, что теперь на него спишут все. Хаттаб, по единодушному мнению знающих его людей, не актер и не смог бы изобразить недоумение и страх.
Чеченцам было невыгодно производить теракты. Общественное мнение было на их стороне. Это общественное мнение, как российское, так и международное, было ценнее двух-трех сотен взорванных жизней. Именно поэтому чеченцы не могли стоять за терактами в сентябре 1999 года. Вот что сказал по этому поводу министр иностранных дел в правительстве Аслана Масхадова Ильяс Ахмадов:
«Вопрос: Во Франции вы говорите, будто всем известно, что теракты в Москве и Волгодонске были организованы российскими спецслужбами [...]. У вас есть доказательства?
Ответ: Безусловно. У нас на протяжении прошлой войны никогда не было поползновений к подобных вещам. Но если бы это организовали Басаев или Хаттаб, я вас уверяю, они бы не постеснялись признаться в этом России. Кроме того, все знают, что несостоявшийся взрыв в Рязани был организован СБ. [...] Я сам служил в армии подрывником на испытательном полигоне и прекрасно знаю, как сильно отличается взрывчатое вещество от сахара».
Вот мнение еще одного осведомленного лица, с которым трудно не согласиться — министра обороны Чечни, командира президентской гвардии Магомета Хамбиева:
«Теперь о взрывах в Москве. Почему чеченцы не совершают теракты сейчас, когда идет уничтожение нашего народа? Почему российские власти оставили без внимания инцидент с гексогеном в Рязани, когда милиция задержала сотрудника спецслужбы с этой взрывчаткой? Ведь нет ни единого доказательства так называемого чеченского следа этих взрывов. И менее всего эти взрывы были выгодны чеченцам. Но тайное обязательно станет явным. Я уверяю вас, что исполнители и организаторы взрывов в Москве и других городах России станут известны со сменой политического режима в Кремле. Потому что заказчиков нужно искать именно в кремлев-ских коридорах. Эти взрывы нужны были, чтобы начать войну, чтобы отвлечь внимание россиян и всего мира от скандалов и грязных махинаций в Кремле».
В Москве тем временем появились подозрения, что взрывы проводят люди, пытающиеся заставить правительство ввести чрезвычайное положение и отменить выборы. Со стороны ряда политиков последовали опровержения: «Я не согласен с заявлениями некоторых аналитиков, которые связывают эту цепочку терактов с чьими-то намерениями ввести чрезвычайное положение в России и отменить выборы в Государственную думу», — заявил бывший министр внутренних дел России Куликов в интервью «Независимой газете» 11 сентября.
Ни к президентским выборам, ни к введению чрезвычайного положения в России чеченцы отношения иметь не могли. В 1996 году за отмену выборов выступала группировка Коржакова—Барсукова—Сосковца и стоящие за ними спецслужбы. Кто же пытался спровоцировать введение чрезвычайного положения в 1999-м?
Министр обороны Игорь Сергеев не исключал, что в Москве могут появиться военные патрули. «Наряду с силами МВД в патрулировании города могут принять участие военные», — заявил он журналистам после встречи в Кремле с Борисом Ельциным. Перед военными «поставлена задача» принять участие в защите граждан от террористической деятельности, сообщил министр. Игорь Сергеев сказал, что по линии ГРУ «ведется очень активная работа» по установлению возможных контактов организаторов взрывов в российских городах с международными террористами (намек на иностранных диверсантов!).
Защита военными мирных граждан от террористов походила на введение военного положения. Одновременно Игорь Сергеев выступил «за проведение широкомасштабных антитеррористических акций и антитеррористических операций». Иными словами, министр обороны России призывал к войне с неназванным противником, хотя каждому было ясно, что призывают к войне с Чечней.
Окончательное решение по всем вопросам оставалось за Ельциным. Однако спецслужбы имели практически неограниченные возможности для подтасовки или фальсификации информации, подаваемой президенту. Это подтвердил в интервью 12 ноября 1999 года, в части, касающейся чеченской проблемы, президент Грузии, бывший руководитель КГБ Грузинской ССР Эдуард Шеварднадзе:
«Обычно ссылаются, что есть такие данные у ГРУ. Я знаю, какими данными ГРУ исторически пользовалось, как они сочиняются, как они докладываются вначале генштабу, потом министру обороны, потом Верховному главнокомандующему. Я знаю, что есть большие фальсификации».
Иначе сформулировал свои сомнения еще один осведомленный человек, кандидат в президенты на выборах 2000 года, бывший премьер-министр, бывший министр иностранных дел и бывший руководитель СВР Евгений Примаков. Когда его попросили прокомментировать теракты в Москве, он высказал мнение, что взрывами в Москве дело не ограничится; что они могут прогреметь по всей России; и одной из причин сложившейся ситуации является связь людей из правоохранительных органов с преступным миром.
Таким образом, Примаков признал, что взрывами в России занимаются люди, связанные со спецслужбами. Это же подтвердил президент Грузии Эдуард Шеварднадзе во время выступления по национальному телевидению 15 ноября 1999 года: «Я еще на встрече в Кишиневе информировал Бориса Ельцина о том, что его спецслужбы контактируют с чеченскими террористами. Но Россия не слушает друзей». Дипломатическая этика не допускала более резкого заявления.
Между тем очевидно, что Шеварднадзе подозревал в организации взрывов именно российские спецслужбы. Дело в том, что по имевшейся информации спецслужбы России были причастны к двум покушениям на самого Шеварднадзе.
Чтобы не быть голословными, приведем мнение бывшего директора Национальной службы безопасности США, генераллейтенанта в отставке Вильяма Одома, высказанное им в октябре 1999 года:
«Премьер-министр Путин и его окружение из числа военных используют эту чеченскую кампанию для того, чтобы оказать жесткое давление на Шеварднадзе. Они уже сделали попытку расчленить Грузию, отобрав у нее Абхазию и Южную Осетию. Сейчас они хотят использовать чеченские события для того, чтобы разместить там войска, противником чего выступает нынешний президент Грузии. Российское правительство, начиная со времени правления Примакова, предприняло по крайней мере две попытки совершить покушение на Шеварднадзе. Руководство Грузии предоставило правительствам ряда зарубежных стран убедительные доказательства. Примаков лично был вовлечен в это. Он использовал агентуру российской внешней разведки в Белоруссии и с его ведома было совершено покушение в мае на Шеварднадзе и на некоторых лиц из его окружения. В нашем распоряжении есть пленки с записями разговоров, которые сделали сами киллеры, которые исполняли покушение. И за год до этого первая попытка убить Шеварднадзе была совершена отнюдь не любителями, а настоящими профессионалами, хорошо подготовленными военными группами. Они могли быть подготовлены только в России. Кроме того, есть масса вещественных доказательств, собранных на месте преступления, которые все это подтверждают».
То, что постеснялся сказать о взрывах в Москве Шеварднадзе, заявил Лебедь. На вопрос французской газеты «Фигаро»: «Вы хотите сказать, что за взрывами стоит действующая власть?» — Лебедь ответил: «В этом я почти убежден». Лебедь указал, что за взрывами жилых домов в Москве и Волгодонске видны не чеченские террористы, а «рука власти», точнее, Кремля и президента, который «по шею в г....», полностью изолирован и вместе с «семьей» ставит перед собой «лишь одну цель — дестабилизировать положение с тем, чтобы избежать выборов».
14 сентября ФСБ и МВД сделали то самое заявления, ради которого производились взрывы: правоохранительные органы не сомневаются, что серия взрывов от Буйнакска до дома на Каширском шоссе в Москве является «широкомасштабной террористической операцией, инициированной боевиками Басаева и Хаттаба в поддержку своих военных действий в Дагестане», — сообщил Зданович. «Сейчас мы без всякого сомнения можем заявить, что за этими взрывами стоят Басаев и Хаттаб», — подтвердил заместитель министра внутренних дел России Игорь Зубов.
Утверждения Здановича и Зубова не соответствовали действительности. Днем позже начальник ГУБОП МВД России Владимир Козлов сообщил, что «установлен ряд лиц, причастных к этим терактам», и что речь идет о группе террористов, имеющих связи в столице и в соседних с Москвою регионах и городах. Ни Чечню, ни даже Дагестан Козлов не упоминал. Зданович и Зубов занимались откровенной дезинформацией.
Выводы ФСБ не звучали убедительно, а действия силовых ведомств по поимке преступников выглядели анекдотично. В обстановке античеченской истерии в Москве, через несколько дней после второго взрыва, сотрудники ФСБ и ГУБОП задержали двоих подозреваемых в исполнении московских терактов, причем их имена без опасения повредить следствию были сразу же публично названы: уроженцы Грозного 32-летний Тимур Дахкильгов и его тесть, 40-летний Бекмарс Саунтиев.
Тимур Дахкильгов, ингуш, родился и жил в Чечне, в грозненском районе Трампарк. Перебрался в Москву. Был красильщиком на комбинате «Красный суконщик». 10 сентября, сразу после теракта на улице Гурьянова, к Дахкильговым заехал Саунтиев, сказал, что всем нужно ехать в отделение милиции Северное Бутово на перерегистрацию.
В милиции Тимура Дахкильгова и его жену Лиду сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, сделали смывы с ладоней и отпустили. Вскоре после второго взрыва к Дахкильговым и к Саунтиеву нагрянули оперативники, сказали, что у Тимура Дахкильгова на руках следы гексогена (он ведь красильщик!) и арестовали. У Саунтиева гексогена на руках не было, поэтому у него под ванной нашли пистолет, а на дверной ручке его квартиры, правда снаружи, т. е. на лестничной клетке, — следы гексогена.
Подозреваемых допрашивали трое суток. Саунтиева затем отпустили, забыв о найденном у него пистолете. Тимура Дахкильгова отвезли на Петровку, 38 и обвинили в хранении взрывчатки и в терроризме. Все это время его показывали по телевидению как пойманного преступника, а Рушайло даже доложил о поимке террориста в Совете Федерации.
По словам Дахкильгова, с ним работали трое следователей, которые ему не представлялись и даже по имени друг друга не называли. Про себя подследственный называл их Пожилым, Рыжим и Вежливым. Последний получил свое прозвище за то, что ни разу Дахкильгова не ударил. Так продолжалось три дня, после чего Дахкильгова перевели в СИЗО ФСБ Лефортово.
ФСБ было крайне важно продержать Дахкильгова в тюрьме как можно дольше, поскольку ингуш Дахкильгов был единственным основанием для версии о «чеченском следе». Началась внутрикамерная разработка Дахкильгова, о которой последний, разумеется, не знал. В камеру посадили агента-внутрикамерника, представившегося «авторитетным» уголовником. Агент расположил к себе ингуша, и тот рассказал об обстоятельствах своего дела и о том, что ко взрывам отношения не имеет. А еще через какое-то время Дахкильгова отпустили. Экспертиза смыва с его ладоней подтвердила присутствие гексана — растворителя, который используется на комбинате для очистки шерсти. Гексогена на руках не было. «Чеченский след» был потерян. Но война с Чечней уже шла полным ходом, так что Дахкильгов в тюрьме отсидел со смыслом.
Когда 16 марта 2000 года руководство ФСБ отчитывалось перед общественностью о ходе расследования сентябрьских взрывов, один из журналистов задал вопрос заместителю начальника Следственного управления ФСБ Николаю Георгиевичу Сапожкову: «Скажите пожалуйста, почему Тимур Дахкильгов три месяца просидел в тюрьме как террорист?» То, что ответил Сапожков, уже несколько месяцев занимавшийся расследованием терактов в составе группы из многих десятков следователей, повергло журналистов в уныние, так как стало ясно, что следствие идет по ложному следу:
«Могу пояснить. На него были прямые показания тех лиц, которые привезли сахар и взрывчатку в Москву...
— То есть, они называли его фамилию? — Нет они его... Имеются в виду прямые показания — они его опознавали в лицо как человека, который участвовал в разгрузке вот этих мешков. Значит, впоследствии, когда мы более тщательно... Ну вы знаете, что там гексоген на руках и, значит, другие детали, которые однозначно тогда давали основание для работы с ним как с подозреваемым. Впоследствии мы очень тщательно поработали в направлении Дахкильгова. Пришлось перепроверить еще раз, предъявить для опознания уже в спокойной обстановке. И мы убедились, что те признаки, по которым его опознавали, они для лиц славянской национальности, опознающих так называемых кавказцев, когда дали такие вот сомнения для тех, кто давал показания на него, и мы путем тщательного исследования, установления его алиби, пришли к выводу о том, что к этому преступлению он не причастен. Дело было рассмотрено с участием сотрудников генеральной прокуратуры. Они согласились с нашими доводами».
Мы вынуждены извиниться перед читателями за русский язык Сапожкова. Планировал Сапожков сказать следующее: когда следователи арестовали Дахкильгова и стали «предъявлять» его жителям домов, чтобы они определили, не он ли закладывал мешки со взрывчаткой и таймеры с детонаторами, жители, для которых все кавказцы на одно лицо, признали в нем человека, причастного к терактам. С Дахкильговым «тщательно поработали» (мы знаем, что его допрашивали, били, пытали, надевали полиэтиленовые мешки на голову, душили, проводили внутрикамерную разработку). Но главное — тянули время. Через три месяца Дахкильгов был уже никому не нужен, и по согласованию с генпрокуратурой его отпустили, а дело против него закрыли.
Итак, Дахкильгов сидел по двум причинам. Во-первых, толпа опознала в нем злоумышленника, во-вторых, на руках его нашли гексоген. Однако со взрывчатым веществом у ФСБ не все обстояло благополучно. Вскоре после взрывов в СМИ стали появляться материалы о том, что «версия с гексогеном, по словам ФСБ, отвлекающая. На самом деле во всех взрывах террористы использовали другое взрывчатое вещество». Западные обозреватели указывали, что обломки домов в Москве разобрали и вывезли с молниеносной для России скоростью — за трое суток. Подозрительным иностранцам казалось, что если в России работают столь усердно, то непременно заметают следы. «Отвлекающей» версия ФСБ была в отношении общественности. Террористы хорошо знали, какое взрывчатое вещество они использовали, и скрывать от них компоненты взрывчатки не имело смысла.
В качестве взрывчатого вещества во время сентябрьских взрывов использовался гексоген, который в России производили на закрытых военных предприятиях. «Гексоген тщательно охраняется, а его использование тщательно контролируется», — подтвердили в сентябре 1999 года на российском научно-производственном предприятии «Регион», где работали с гексогеном. Там были убеждены, что утечка гексогена с так называемых номерных оборонных заводов практически невозможна.
Поскольку гексоген террористами использовался в больших количествах, легко можно было установить, кто именно закупил или получил гексоген, тем более что специалисты всегда могли определить, где именно изготовлена та или иная партия. Украсть десятки тонн гексогена незаметно было невозможно. Тысячи тонн смеси ТГ (тротил-гексоген) хранились на военных складах и складах оружейных заводов для последующего использования в боеголовках ракет, минах и торпедах, снарядях. Но гексоген, извлеченный из готовых боеприпасов, выглядел определенным образом, и в больших количествах извлекать его было трудно и рискованно. Приведем несколько примеров.
8 октября 1999 года одно из информационных агентств сообщило, что Главная военная прокуратура возбудила дело в отношении ряда должностных лиц центрального аппарата войск противовоздушной обороны (ПВО). По сообщению главного военного прокурора Ю. Демина, используя свое служебное положение, путем подлога и фальсификации отчетных документов, на протяжении нескольких лет высокопоставленные военные похищали запасное имущество для различных зенитно-ракетных комплексов, которое реализовывали коммерческим фирмам и частным предпринимателям. Только по некоторым эпизодам преступной деятельности этой группы государству был причинен ущерб на общую сумму более двух миллионов долларов. Легко можно представить себе, какие «коммерческие структуры и частные предприниматели» покупали ворованные запчасти для зенитно-ракетных комплексов. И совершенно очевидно, что без участия ФСБ и ГРУ несколько лет разворовывать средства ПВО было невозможно.
28 сентября 1999 года сотрудники Рязанского управления по борьбе с организованной преступностью (УБОП) арестовали начальника мастерской по ремонту автомобильной техники склада авиационных средств поражения 35-летнего прапорщика Вячеслава Корнева, служившего на военном аэродроме в Дягилеве, где базировались бомбардировщики. Во время задержания при нем были обнаружены 11 кг тротила. Корнев признался, что тротил похищен с воинского склада и что группа сотрудников, в которую входил Корнев, добывала его из хранившихся на складе под открытым небом фугасных бомб ФАБ-300.
В тот же день военный суд Рязанского гарнизона огласил приговор начальнику полевого расходного склада Рязанского института ВДВ прапорщику А. Ашарину, похитившему свыше трех килограммов тротила и намеревавшемуся сбыть его за три тысячи долларов. Хотя соответствующая статья УК РФ предусматривала наказание сроком от 3-х до 7-и лет, военнослужащего оштрафовали на 20 тысяч рублей.
Таким образом, воровать тротил-гексоген мелкими порциями было сложно. Вывозить крупными — легко, но имея на то соответствующие разрешения, а значит — непременно оставляя следы. Эти следы могли привести в ФСБ. Многие представители российского военно-промышленного комплекса утверждали после взрывов, что такое количество взрывчатых веществ могло быть похищено только при участии высокопоставленных должностных лиц. 15 сентября начальник Главного управления по борьбе с организованной преступностью (ГУБОП) МВД Владимир Козлов подтвердил, что при взрыве на улице Гурьянова использовалась не пиротехническая смесь кустарного производства, а промышленная взрывчатка.
Чтобы сбить со следа пронырливых журналистов и добросовестных сотрудников угрозыска, ФСБ подбросила в СМИ сообщение о гексогене как «отвлекающей версии»: на самом деле, мол, взрывчатым веществом была аммиачная селитра. Дело в том, что аммиачная селитра, являющаяся удобрением, могла закупаться, перевозиться и складироваться открыто. Она обладала хорошим фугасным эффектом и с добавлением в нее гексогена, тротила или алюминиевой пудры становилась мощной взрывчаткой. Правда, детонатор к ней требовался сложный, не каждый террорист с таким детонатором умеет работать.
Почему же первоначально было объявлено о гексогене? Да потому что взрывали дома одни сотрудники ФСБ, экспертизу взрывчатки (совместно с угрозыском) проводили другие, а пропагандистское (или, как сейчас говорят, — пиарное) освещение терактов осуществляли третьи. Первая группа успешно (за исключением Рязани) провела теракты. Вторая легко определила, что взрывали гексогеном. А третья спохватилась, что гексоген производят в России на закрытых военных предприятиях и установить, кто именно и когда купил тот самый гексоген, которым взорвали дома, не стоит ничего. Тут началась паника. За три дня вывезли все вещественные доказательства (взорванные дома), срочно забросили в СМИ версию об аммиачной селитре. 16 марта 2000 года первый заместитель начальника второго департамента (по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом — Управление «К») и Оперативно-розыскного управления ФСБ Александр Дмитриевич Шагако заявил на пресс-конференции, что взрывчатое вещество, используемое в абсолютно всех взрывах в России, определено, и это вещество — селитра:
«Мне хочется отметить, что в результате проведенных криминалистических исследований специалистами ФСБ России получены подтверждения того, что составы взрывчатых веществ, примененных в Москве, и составы взрывчатых веществ, которые были обнаружены в подвальном помещении дома по улице Борисовские пруды в Москве, а также составы взрывчатых веществ, которые были обнаружены в городе Буйнакске 4 сентября в автомобиле ЗИЛ-130, невзорвавшемся, они идентичны, т. е. в состав этих всех веществ входит аммиачная селитра, алюминиевая пудра, в отдельных случаях есть добавки гексогена и в отдельных случаях есть добавки тротила».
Оставалось только определить, откуда селитра взялась в Москве и других городах России. С этой задачей Шагако и присутствовавший на пресс-конференции Зданович успешно справились. «Были ли хищения этой взрывчатки с государственных заводов, где она производится по определенным технологиям? — задал себе вопрос Зданович и сам же ответил: — Сразу могу сказать — не было, или по крайней мере у нас таких данных в распоряжении следствия нет».
Установить производителя и покупателей-злоумышленников по селитре невозможно. Слишком много ее по всей стране, в том числе и в Чечне. Небольшие количества тротила, гексогена и алюминиевой пудры мог украсть кто угодно с любого военного склада (о чем с подачи ФСБ и Главной военной прокуратуры было организовано несколько публикаций в СМИ). Дезинформируя общественное мнение по вопросу о составе взрывчатого вещества, ФСБ отводила от себя подозрения в организации и исполнении терактов. Все, что нужно было теперь сделать, это найти на территории Чечни склад химических удобрений. Оказалось, что и это уже сделано, и очень удачно, что успели завершить расследование за несколько дней до президентских выборов:
«Мне хотелось бы еще при этом обратить ваше внимание на то, — сообщил Шагако, — что два месяца тому назад сотрудниками Федеральной службы безопасности в Урус-Мартане был обнаружен центр по подготовке подрывников. На территории этого центра было обнаружено пять тонн аммиачной селитры. Здесь же были обнаружены исполнительные механизмы, аналогичные тем механизмам, которые использовались в вышеперечисленных мной взрывах. [...] Исполнительные механизмы, обнаруженные в автомобиле ЗИЛ-130 в городе Буйнакске, а также исполнительные механизмы, обнаруженные в подвальном помещении в городе Москве по улице Борисовские пруды, в ходе криминалистического исследования доказана их идентичность. Во всех этих исполнительных механизмах использовались в виде замедлителя электронные часы, типа «Касио». Во всех этих исполнительных механизмах использовались светодиоды одинаковой конструкции, электронные платы, даже цвета проводов, которые использовались для пайки, — они имеют один цвет во всех механизмах. Я хочу ваше внимание при этом обратить на то, что несколько дней тому назад сотрудниками Федеральной службы безопасности на территории Чеченской республики были обнаружены в вещах погибших боевиков, которые прорывались из окружения из города Грозного, было обнаружено несколько исполнительных механизмов. Проведенные исследования специалистами Федеральной службы безопасности показали, что исполнительные механизмы, изъятые в Грозном, исполнительные механизмы, изъятые в автомобиле ЗИЛ130 в Буйнакске, и исполнительные механизмы, изъятые на Борисовских прудах в городе Москве, — они все являются одной конструкции. Они все между собой идентичны. [...] В марте месяце в населенном пункте Дуба-Юрт было обнаружено отдельно стоящее здание, в котором была найдена литература по минно-подрывному делу на арабском языке, инструкции по военной подготовке, и кроме этого в этом же помещении были найдены инструкции по использованию часов «Касио». Данные часы, как я ранее вам говорил, — они активно использовались преступниками во всех вышеперечисленных взрывах. В марте месяце на территории населенного пункта Чири-Юрт было обнаружено отдельно стоящее здание, обнесенное железным забором, внутри которого выяснено и выявлено и обнаружено 50 мешков с аммиачной селитрой, это где-то порядка двух с половиной тонн».
Если бы террористы действительно использовали аммиачную селитру, следователи РУОПа не искали бы гексоген на руках Дахкильгова и Саунтиева, а сосредоточились бы на селитре. Гексоген на руках арестованных милиция искала именно потому, что экспертиза в Москве выдала следствию официальное заключение: при взрыве домов использовался гексоген. Никакие позднейшие экспертизы не могли быть более точными, в том числе повторные экспертизы, проводившиеся затем следственными органами ФСБ и обнародованные в марте 2000 года. Наоборот, есть все основания считать, что в марте 2000 года, за несколько дней до президентских выборов, ФСБ занималась намеренной дезинформацией.
13 сентября 1999 года Лужковым в Москве были подписаны три нормативных документа, противоречащих Конституции и законам РФ. По первому акту в Москве была объявлена перерегистрация беженцев и переселенцев. Второй документ требовал выселения из столицы людей, нарушивших административные правила регистрации. Третий — прекращал регистрацию в Москве беженцев и переселенцев. В тот же день губернатор Подмосковья Анатолий Тяжлов подписал распоряжение о задержании лиц, не имеющих прописки в Москве или области. Чеченцев, конечно же, нормативные документы не упоминали. Кавказцев — тоже.
С 15 сентября в Москве началось совместное патрулирование милиции и военных, а по всей территории России начали проводить с привлечением внутренних войск антитеррористическую операцию «Вихрь-Антитеррор». Москвичи тогда еще не знали, что волна террора в столице на этом закончилась. Настала очередь провинции. Ранним утром 16 сентября был произведен подрыв жилого многоквартирного дома в Ростовской области, в Волгодонске. Семнадцать человек погибли.
На внеочередном заседании Совета Федерации, проходившем в закрытом режиме 17 сентября с участием главы правительства и силовых министров, СФ одобрил предложения о создании «советов гражданской безопасности» в российских регионах. Председатель СФ Егор Строев отметил, что сенаторы намерены «дать политическую оценку событий и предложить ряд конкретных экономических и социальных мер в зоне конфликта, в том числе в поддержку мирного населения и армии». Спикер отметил, что взрыв в Волгодонске «усилил настрой сенаторов на необходимость более решительных и жестких действий для борьбы с терроризмом». Строев не обвинял в организации терактов чеченцев, но очевидным образом связывал «зону конфликта» в Дагестане и «борьбу с терроризмом».
На заседании с докладом выступил председатель правительства России Владимир Путин. В качестве «мер по защите от терроризма» он предложил установить «санитарный кордон» по периметру всей российско-чеченской границы, а также активизировать авиабомбардировки и артиллерийские обстрелы территории Чечни. Таким образом, Путин объявил Чеченскую республику ответственной за теракты и призвал к началу военных действий против Чечни.
По окончании заседания Путин заявил, что члены СФ поддержали действия правительства «самого жесткого характера» для урегулирования ситуации на Северном Кавказе, в том числе и «предложение о введении карантина вокруг Чечни». Отвечая на вопросы журналистов, Путин подчеркнул, что превентивные удары по базам бандитов в Чечне «наносились и будут наноситься», но что вопрос о возможности введения войск на территорию Чеченской республики на заседании СФ не обсуждался.
Путин подчеркнул, что «бандиты должны быть уничтожены — здесь не может быть никаких других действий». Под бандитами Путин подразумевал чеченскую армию, а не террористов. Иными словами, правительство остановилось на одной единственной версии взрывов: чеченской, причем готово было использовать взрывы как повод к войне.
Руководители северо-кавказских регионов понимали, что Россия затевает новую войну против Чеченской республики. 20 сентября на встрече в Ингушетии, в Магасе, А. Масхадова, А. Дзасохова и Р. Аушева президенты Ингушетии и Северной Осетии поддержали идею Масхадова о необходимости переговоров между Масхадовым и Ельциным. Кроме того Дзасохов и Аушев намеревались организовать встречу президента Чечни с премьер-министром Путиным в Нальчике или Пятигорске не позднее конца сентября 1999 года. На встрече должны были присутствовать все северо-кавказские лидеры.
Понятно, что политические переговоры могли предотвратить войну и пролить свет на произошедшие в России теракты. Именно поэтому ФСБ сделала все от нее зависящее, чтобы встреча руководителей северо-кавказских регионов не состоялась. До конца сентября предполагалось взорвать жилые здания в Рязани, Туле, Пскове и Самаре.
Как всегда, когда готовился большой теракт, в котором принимали участие группы террористов, произошла утечка информации. «По нашим данным, именно Рязань была намечена террористами для следующего взрыва. Из-за Рязанского училища ВДВ», — рассказывал глава администрации Рязани Маматов. Этим «следующим взрывом» должен был быть предотвращенный вечером 22 сентября взрыв дома на улице Новоселов.
23 сентября Зданович сообщил, что ФСБ установила всех участников терактов в Буйнакске, Москве и Волгодонске. «Ни одного этнического чеченца среди них нет». Ни одного. После этого, разумеется, последовало извинение генерала ФСБ перед чеченским народом и чеченской диаспорой в России... Нет, конечно. После этого Зданович стал с упорством двоечника искать «чеченский след». И нужно отдать ему должное, Зданович «чеченский след» нашел. Он не исключил, что после осуществления взрывов террористы, готовившие свои акции с середины августа, имели пути отхода. Возможно, они скрылись в странах СНГ, но наиболее вероятно, что они ушли в Чечню. В общем, чеченцев бомбили из-за того, что, по мнению Здановича, туда вероятно ушли террористы (среди которых этнических чеченцев не было). Но почему же тогда не бомбили страны СНГ?
«Мы имеем определенные источники информации на территории Чечни и знаем, что там происходит», — подчеркнул Зданович. С 1991 по 1994 годы ФСК фактически не вела оперативную работу на территории этой республики, но затем «мы определенную работу проделали». Мы знаем о тех людях, которые разрабатывают террористические операции, осуществляют финансовые вливания, вербуют наемников, готовят взрывчатку. Сегодня в стране легко получить информацию об изготовлении взрывного устройства, и кроме этого есть множество людей, повоевавших в горячих точках, которые имеют необходимые знания и навыки. Многие из них воевали в Карабахе, Таджикистане и Чечне. Это не означает, что кто-либо обвиняет население Чечни или Аслана Масхадова. «Мы обвиняем конкретных преступников, террористов, которые находятся на территории Чечни. Вот откуда появилось название «чеченский след», — закончил Зданович, так и не назвавший ни одного «конкретного» преступника.
Использовать «вероятный» отход террористов в Чечню как повод дня начала войны против чеченского народа, признавая при этом, что взрывы проведены не чеченцами, — верх цинизма. Если из-за этого «вероятно» правительство Путина сочло возможным начать вторую чеченскую войну, нужно понимать, что взрывы были только предлогом, а война — давно спланированной в генштабе операцией. Определенный свет на этот вопрос пролил в январе 2000 года Степашин, сообщивший, что политическое «решение о вторжении в Чечню было принято еще в марте 1999 года»; что интервенция была «запланирована» на «август-сентябрь» и что «это произошло бы, даже если бы не было взрывов в Москве». «Я готовился к активной интервенции, — рассказывал Степашин. — Мы планировали оказаться к северу от Терека в августе-сентябре» 1999 года. Путин, «бывший в то время директором ФСБ, обладал этой информацией».
Показания бывшего руководителя ФСК и бывшего премьер-министра Степашина расходятся с показаниями бывшего руководителя ФСБ и бывшего премьер-министра Путина:
«Летом прошлого года мы начали борьбу не против самостоятельности Чечни, а против агрессивных устремлений, которые начали нарождаться на этой территории. Мы не нападаем. Мы защищаемся. И мы их выбили из Дагестана. [...] А когда дали им серьезно по зубам, они взорвали дома в Москве, в Буйнакске, в Волгодонске.
Вопрос: Решение продолжить операцию в Чечне вы принимали до взрывов домов или после?
Ответ: После.
Вопрос: Вы знаете, что есть версия о том, что дома взрывались не случайно, а чтобы оправдать начало военных действий в Чечне? То есть это якобы делали российские спецслужбы?
Ответ: Что?! Взрывали свои собственные дома? Ну, знаете... Чушь! Бред собачий. Нет в российских спецслужбах людей, которые были бы способны на такое преступление против своего народа. Даже предположение об этом аморально и по сути своей не что иное, как элемент информационной войны против России».
Когда-нибудь, когда откроются архивы министерства обороны, мы увидим эти военные документы: карты, планы, директивы, приказы по войскам о нанесении воздушных ударов и о развертывании сухопутных сил. Там будут стоять даты. Мы окончательно определим, насколько спонтанным было решение российского правительства начать сухопутные операции в Чечне и не оказалось ли, что генштаб закончил разработку военных действий до первого сентябрьского взрыва. Мы зададимся вопросом, почему взрывы происходили до предвыборной кампании и до вторжения в Чечню (когда это было невыгодно чеченцам) и прекратились после избрания Путина президентом и начала полномасштабной войны с Чеченской республикой (когда чеченцы как раз и должны были начинать мстить захватчикам). Но на эти вопросы, а их очень много, исчерпывающие ответы мы сможем получить только после смены власти в России.