Компромат.Ru ®

Читают с 1999 года

Весь сор в одной избе

Библиотека компромата

© GRANI, New York, 2002, "ЛПГ-Лубянская преступная группировка", Александр Литвиненко 

Глава 9. Побег

 У них всё проплачено
 Система, я тебя знаю
 На границе
 Человек без визы
 А это очень стыдно

У них все проплачено

— А теперь вспомни, пожалуйста, когда у тебя окончательно созрела мысль совершить побег?

— После того, как против меня возбудили третье уголовное дело. Мне вменялось, что я за три года до этого якобы подбросил бомбу в речку Волгу, чтобы сфабриковать улики против одной банды в Костроме. Барсуков возбудил третье дело в тот день, когда закрыл развалившееся второе. Но заключать меня под стражу не стал - побоялся, что суд меня снова выпустит. Взял подписку о невыезде и, думаю, передал мою фамилию пограничникам, чтобы за рубеж не ушел.

Третье дело началось с вопроса о юрисдикции, то есть с того, где меня должны судить - в Москве или Ярославле. Прокуратура отправила моё дело в военный суд Ярославского гарнизона, потому что я ту самую бомбу будто бы подбрасывал в тех краях, однако "похитил" её со склада ФСБ в Москве. И хранил там же. И служил в столице. И дело было секретное. То есть по закону и по всем правилам меня должен был судить суд второй инстанции - Московский окружной военный. Но в Москве -пресса, сильные адвокаты, да и судьи не столь управляемые - ведь меня уже два раза оправдали. Поэтому ФСБ поставило конкретную задачу: судить меня в Ярославле. А мои адвокаты подали апелляцию в вышестоящий суд, чтобы судили в Москве.

И вот решение - вернуть дело в Ярославль. Всем всё стало понятно. Суд даже не удалился в совещательную комнату. Вердикт был готов заранее.

Председатель суда прямо на заседании сказал адвокату Марову: "Михаил Алексеевич, что мы можем сделать? Вы же знаете нашу систему".

Когда юрист такого ранга, генерал-лейтенант, говорит такую вещь, понятно, что будет не суд, а расправа. Завтра, безо всяких доказательств, мне дадут срок, а в тюрьме физически расправятся, как и обещало начальство ФСБ: "Сдохнешь в тюрьме".

Было понятно, что следствие не то что собирает доказательства моей виновности, а уничтожает доказательства моей невиновности. Мне приходилось прятать их от следствия.

Между тем следователи агрессивно фабриковали дело против меня.

Однажды мой агент Семён сообщил, что его допрашивал Барсуков и требовал на меня показаний. После допроса Семён скрылся. Тогда прокуратура арестовала его брата. Адвокат пытался встретиться с подзащитным, но его не пустили. И пока он стоял в коридоре, он слышал стоны и крики. Брата агента пытали. Через два дня его выпустили еле живого, адвокат подобрал его почта без сознания рядом с прокуратурой. Агент мне позвонил и говорит: "Помоги брату добраться до больницы, я сам не могу приехать, боюсь". Я приехал, смотрю, брат моего агента лежит на заднем сиденье в машине адвоката, весь избитый, с запёкшейся кровью. Мы вызвали "скорую". И тут мне стало страшно. Передо мной лежал тридцатилетний мужик, метр восемьдесят ростом и плакал: "Ребята, меня били восемь часов битами и требовали показаний на Литвиненко, которого я не знаю, и на моего брата. Это хуже, чем в гестапо". Он написал жалобу генеральному прокурору Устинову, которая осталась без последствий. Эта жалоба есть в моём уголовном деле.

Тогда я понял, что рано или поздно кто-то не выдержит и меня оговорит.

Тут, кстати, случился забавный эпизод. Звонит мне неожиданно секретарша Аминова (доверенного банкира Патрушева и Иванова) и спрашивает, когда у меня день рождения. "А вам это зачем?" - «Вячеслав Маркович хочет вас поздравить. И просит вас встретиться с ним в понедельник или во вторник".

Я обалдел, ну, думаю, что это с Аминовым, чего он вдруг обо мне вспомнил. Только позже понял: в тот день проходила последняя встреча Путина с Березовским. Они долго выясняли отношения. И вся эта камарилья бегала, не зная, чем встреча закончится. Вдруг помирятся, станут братьями, а команда к этому не готова. Березовского-то они в это время мочили, Литвиненко по их милости на нарах посидел. А теперь что? Вот Аминов и звонил. Наводил мосты на всякий случай. Я-то после выхода из тюрьмы с Березовским часто стал общаться, а они к нему подойти боялись на пушечный выстрел. Но в тот день было неизвестно, кем выйдет Березовский из Кремля - другом или врагом. Я встретился с Аминовым, когда ещё никто не знал о результатах этой встречи. Он сделал радостное лицо.

— Саша, Саша! Мы тебе поможем. Мы позвонили прокурору во Владимир. Я его хорошо знаю. Там сказали, что дело прикроют, никто тебя не посадит, снимут все обвинения.

— Слушайте, Вячеслав Маркович, - поправил его я, - не Владимир, а Ярославль.

— Ах да, я перепутал - Ярославль. Ну, ты понимаешь, у нас всё схвачено... Как мы Гуся-то уделали?!

— А как? - сделал я удивлённое лицо.

Я почувствовал, что Аминов может интересные подробности разболтать, чтобы снять у меня информацию о разговоре Березовского с Путаным.

Я стал Аминову поддакивать:

— Да, да, Гуся вы здорово запрессовали. Гусь это заслужил. Он про меня всякие гадости писал. - И тут же про своё: - А с прокурором это всё наверняка, Вячеслав Маркович, не подведёт?

— Да что ты! - отвечает. - Если Гуся запрессовали, уж с тобой-то мы вопрос решим. Мы можем на любого возбудить дело, любого выпустить. Это не проблема. У нас в прокуратуре свои люди. Им проплатили. Патрушев и Иванов в курсе, это ведь по их просьбе..."

Вот так я выяснил, кто и как с Гусинским разбирался, а заодно и понял, что у меня никаких шансов - у них всё проплачено.

Перед судебным заседанием, где решалась юрисдикция, следователь Барсуков сказал моим адвокатам: "Не надейтесь, мы не успокоимся, пока его не осудим". А один из сотрудников ФСБ сказал мне: "Если тебя опять признают невиновным, мы не с тобой уже будем разговаривать. Начнём разбираться с твоей женой и сыном". Он прямо сказал: «Думаешь, отвертишься? Ты предал систему и должен быть наказан".

...После того заседания я понял, что фактически меня лишили гражданских прав в России. Я и моя семья находимся вне закона, вне защиты. Государство отлучило нас от государства.

Система, я тебя знаю

И я понял - чтобы спасти семью, надо бежать из страны. Вот тогда у меня созрел план побега. — Ты его сам придумал?

— Сам, но советовался с друзьями. — Тебе было с кем советоваться?

— Да, было. Друзья мне помогли. И я им благодарен. Как говорится, имя твоё неизвестно, но подвиг - бессмертен.

У меня было три задачи. Во-первых, уйти самому, во-вторых, переправить семью, а в-третьих, все документы, которые подтверждали мою невиновность. Несколько ящиков.

С самого начала, когда ФСБ стала нарушать закон по отношению ко мне, я, как меня и учили всю жизнь, начал документировать преступную деятельность этих людей и их подельников. Начал писать им рапорта, жалобы, на которые они, естественно, давали бестолковые ответы, но ставили-таки свои подписи. И я это кропотливо собирал. Понимал, что придут с обыском и всё изымут. Поэтому документы прятал в надёжном месте. Оно было устроено так, что только я имел к нему доступ и никто другой. И ни через агентуру, ни техникой, ни наружным наблюдением они не могли установить, где находятся эти документы.

У меня был человек, с которым я фактически не общался, чтобы не засветить его, - хороший, профессиональный агент. Этот человек знал, что в решающий час он должен будет вывезти документы в надёжное место.

И я, естественно, понимал, что за мной следят по высшему разряду.

Меня хорошо учили, я знаю розыскную работу, знаю, как идёт контроль за объектом. Когда объектом стал я сам, то эти знания, весь мой опыт мне очень пригодились. За мной должна следить наружка и стоять прослушивающая техника, а в моём окружении должен быть агент. В Конторе обязательно есть опер, который меня разрабатывает.

Во-первых, я установил, кто меня курирует. Оказалось, мной занимается первый отдел Управления собственной безопасности. И мне не составило труда вычислить, что мой разработчик - майор Мадекин. Следующий шаг: найти в окружении разработчика своего агента, от которого я мог бы получать оперативную информацию. Провёл контрразведывательную работу. И нашёл такого сотрудника.

Затем мне надо было выяснить, кто агент в моём окружении. А как установить агента? По линии поведения. Начал наблюдать, кто какие вопросы задает, как ведёт себя в той или иной ситуации. Выяснил. Оказалось, друг дома.

Далее. Информация по технике подтверждается через агентуру, и наоборот. Долгое время ту информацию, что давал на технику, я подтверждал через агентуру, и всё стыковалось. Если я говорил по телефону или агенту, куда, к примеру, пойду, то обязательно там и появлялся. Они были уверены, что я под полным контролем. Никогда их не обманывал.

У них создалось впечатление, что я на крючке. Человек, который следил за мной, мне постоянно звонил и спрашивал: "Ты где есть?" Его основная задача - контроль за моим передвижением. Я даже специально однажды поехал в Сочи, на море. Я заранее сообщил об этом агенту, а он говорит: "Давай я с тобой поеду", и меня отпустили. Потому что агент был рядом. Им спокойно, и мне спокойно.

Поначалу за мной поставили наружное наблюдение. Глупо от него убегать. Гораздо лучше, чтобы они его сами сняли за отсутствием необходимости. И я установил с наружкой контакт, ездил на небольшой скорости, если они отставали на светофоре, ждал. Доходило до того, что если им надо было поменяться (у них, допустим, в три часа смена), мы договаривались. Они просили: «Ты можешь полчаса из центра не уезжать?» Я говорил: "Конечно. Я вас подожду.. Потом мне вся эта езда друг за другом надоела. Ездят за мной три машины, я им целый день рассказываю, куда поеду, жду их, а они ждут меня.

— Это что, гласная наружка?

— Нет, негласная. Сотрудник наружного наблюдения - это секретный сотрудник. О нём даже знать никто не может. Это ЧП, если объект установил наружку и с ней общается. Но следить за мной они поставили людей, с которыми я был знаком лично ещё до того, как меня уволили из ФСБ.

Через некоторое время я рассказал о своей дружбе с наружкой человеку, которого подозревал. Знал, что об этом он доложит наверх и наружку снимут.

Так оно и случилось. Наружка исчезла. Они решили, что я и так никуда не денусь.

Но главная сложность была в том, как въехать в другую страну. Поговорил я с людьми, которые знали, как предоставляют убежище. Мне сказали, что для этого надо стать хоть одной ногой на землю страны, в которой будешь просить убежища. Но у меня не было загранпаспорта, его украли при обыске. И виза. Я не мог зайти ни в одно посольство в России, потому что они все под наблюдением. Как туда пробраться?

Я разработал следующий план: уйти в одну из стран СНГ и оттуда перебраться в Турцию. Договорился с друзьями, что сделают мне паспорт одной из стран СНГ.

— Тебя не смущает, что «одна из стран СНГ» довольно легко вычисляема?

— Я её не называю, а кто хочет - пусть вычисляет. В тот день, а это была суббота, на Лубянке выходной, я должен был перевозить родителей с дачи, и все это знали. Я об этом говорил по телефону, а также людям, которые меня контролировали. Поехал с женой на вокзал, сел в поезд. Жена на моей машине отправилась на дачу. После того как пересеку границу России, она должна купить путёвку в любую другую страну. Это не вызвало бы подозрений. До этого жена была с ребёнком во Франции.

Я наблюдал за реакцией - возьмут меня под контроль или нет, выпустят жену или нет. Всё прошло нормально.

— Погоди, а разве ты не находился под подпиской?

— Нарушение подписки не является преступлением. Нет такой статьи. Если подследственный нарушает подписку, максимум, что может произойти, - ему изменят меру пресечения. Смешно, но уже в Англии я получил уведомление, что меру пресечения мне действительно изменили -постановили заключить под стражу.

— Ты злорадствуешь?

— Вовсе нет. Просто меня всегда потрясала их казуистика, любовь к соблюдению формы при полном беспределе по сути.

— Кстати, ты не хотел своим уходом щёлкнуть по носу, по самолюбию ФСБ? Можно забить гол в ворота ногой, это не обидно. А можно мяч затолкать в ворота задницей. Тогда этот гол является позорным. Твой побег стал пощёчиной спецслужбам.

— Нет. Меня совершенно не волновало самолюбие ФСБ. Меня волновала судьба моей семьи. Как говорится, хоть чучелом, хоть тушкой - но покинуть загон. У меня были конкретные задачи: уйти, увезти семью и вывезти документы, которые подтверждали бы мою невиновность, дня получения убежища, то есть материалы моего уголовного дела.

На границе

— Вернёмся к побегу? Ты на границе...

— Да, на границе, вернее на берегу моря. Утром пришёл в кассу спросить насчёт билета на теплоход - в "одну из стран СНГ". Я был уверен, что нахожусь в компьютерном списке. А мне говорят, что список пассажиров сдаётся на пограничный контроль за три часа до отхода судна. Я спросил у кассира: "Как мне быть, я жду товарища, а он приедет за час или два до отплытия?" Тот сказал, что можно подойти к команде и договориться.

Я ждал до последней минуты. Встал в очередь, прошёл таможню, потом паспортный контроль, пограничный... Дал пограничнику паспорт, а он говорит: "Вы знаете, вас в списках нет. А билет где ваш?" Я объяснил, что мне сказали - можно на судне купить. Пограничник: "Подождите, стойте здесь. Сейчас все пройдут, и мы тогда будем решать, что делать".

Я стою, и ко мне подходит помощник капитана, они, как видно, работают по схеме. "Ты хочешь поехать?" Я: "Да". - "А чего же ты билет не купил?" - "Да вот опоздал. Мне сказали, что меня в списках нет. Велели к вам подойти". Он тогда озабоченно: "Надо же в списки вписаться". Короче, взял сверху половину цены билета. А потом говорит: "Возьми десятидолларовую купюру и положи в паспорт". Я говорю: "Понял», подошёл к пограничнику, тот взял мой паспорт, посмотрел, вернул. Купюры уже не было.

Самый волнующий момент был, когда я шёл по пирсу. Первый раз в жизни видел такой длинный пирс. Я шёл, шёл, а он всё не кончался. И вдруг смотрю, сзади офицер идёт за мной. Я поднимался на борт в ожидании окрика. А он прошёл мимо. Мне сразу понравился этот офицер.

— Последним, кого ты видел на родине, был человек в форме?

—Да.

— А в какой одежде ты пересёк границу?

— В костюме, в котором женился.

— Ты так задумал?

— Да. Потому что второй брак у меня очень удачный. Мы с женой счастливы, и этот костюм принёс мне удачу.

— Ты совершенно серьёзно?

— Да. На сто процентов.

—И в тех же башмаках?

— Нет, башмаки другие, а пиджак и брюки те же.

—Какого цвета был костюм?

— Пиджак светлый, а брюки - тёмные. Больше я его не надевал ни разу.

— Собираешься надеть, когда будешь возвращаться на родину?

— Если не станет мал.

Поднялся на борт, и через несколько минут мы отошли от берега. Я стоял на корме, смотрел, как он удаляется. Или как я удаляюсь? У меня было чувство тоски и радости. Откуда радость - понимал. А откуда тоска - в тот момент ещё нет. Тоска просто спрыгнула с берега и вскочила за мной на судно.

Конечно, решиться на такой шаг было крайне сложно. Похоже на самоубийство, вернее, на шаг в загробную жизнь: что там, неизвестно, и назад пути нет. Но я это сделал ради своего ребёнка. Мне хочется воспитать сына самому, а не из тюрьмы - письмами.

— Но ты же понимаешь, что всё равно с ребёнком тебя разлучили? Ты всегда останешься - «там», он теперь всегда будет - «здесь»... 

— Да, он становится англичанином. Это я понимаю...

Как только я пересёк границу, друзья мне изготовили документы, по которым позже я выехал в Турцию.

— То есть, выезжая из России, ты никаких законов российских не нарушил?

— Нет, совершенно никаких. Я выехал из России по своему паспорту, не нарушая закона РФ. Таможенник поставил штамп. Всё - по закону.

— И только в сопредельном государстве пошёл на нарушение закона, изготовил себе фальшивый паспорт?

— Да, но это была необходимость. Я не мог по российскому паспорту ехать дальше.

Позвонил Марине. Её мобильный телефон работал только на приём. Причём я её предупредил, чтобы не говорила в квартире - там стояла техника.

— А мобильный телефон не могли прослушивать?

— Чтобы прослушать мобильный телефон Марины, надо было, чтобы он где-то засветился, или назвать ключевые фразы. Там же либо компьютер подключён к фразам, либо телефон поставлен на контроль. Я не говорил фраз, которые могут включить запись. Шел обыкновенный разговор. Я сказал: "Марина, я на месте. Давай". Перезвонил через два дня. Она сказала: "У меня всё готово. Испания". И назвала число отъезда. О том, что она уезжает, не знали ни мать, ни отец - никто.

— Тебя ещё не искали?

— Нет. Перед тем как уехать, я заскочил к адвокату и сказал ему, что отправляюсь в Нальчик. У меня была такая легенда - еду в Нальчик, надо продать квартиру отца, а семью перевезти в Москву.

Кроме того, я выбрал момент для побега, когда моё уголовное дело из Московского окружного суда ехало в Ярославский гарнизонный поездом. Оно две недели должно было ехать. Я в это время даже ни за каким судом не числился. Один суд дело моё отправил, а другой в производство его ещё не принял.

— А сын знал?

— Нет. Никто не знал. Человек, который, как я понимаю, осуществлял за мной контроль со стороны ФСБ, выходил на Марину и неоднократно интересовался, где я есть. Марина ему говорила: "Саша поехал продавать дом и, наверное, понадобится помощь. Может быть, тебе придётся к нему подъехать". Всех успокаивала. Пока была тишина.

Утром в день отлёта Марина заехала к родителям и сказала матери, что ей предложили горящую путёвку, и она едет в Испанию с Толей на две недели. «Только ты никому ни слова, - попросила она. - Тихо пока. Сегодня никому не говори». Посадила Толяна в такси и поехала. Сын, когда узнал, что едет в Испанию, спросил: "Мама, почему ты мне не сказала раньше?" Он и сейчас это часто вспоминает, обижается: «Ты что, мне не доверяешь?»

Они уже сидели в самолёте, а я метался в гостиничном номере. Это был самый напряжённый день в моей жизни. Уйдёт - не уйдёт, уйдёт - не уйдёт...

— А ты где был в это время?

— В той стране сидел. Я решил, что если семья не уйдёт, вернусь обратно. Без них куда бы я уехал? День был длинный, как тот пирс. Не выдержал, позвонил: «Марина, ты где?» Она говорит: «В самолёте». – «А самолёт где?» И она закричала: "Самолёт набирает скорость, сейчас прервётся связь. Его уже не остановят".

Человек без визы

Через четыре часа раздался звонок, она сказала: «Мы в Испании». Всё. Я начал готовить следующий этап - переход в Турцию. Перебрался - въехал по фальшивому паспорту, и в тот же день туда прибыла Марина.

Здесь началось самое сложное. У меня не было визы, и надо было думать, что делать дальше. Позвонил Березовскому по мобильному. Он говорит: "Молодец, что ушёл, сейчас я тебе перезвоню".

А через десять минут звонит мой знакомый американец Алик Гольдфарб, бывший москвич, и говорит: "Какая там у вас погода, хочу за вами приехать". Я благодарен этому человеку на всю жизнь.

— В Турции вам было уже спокойнее?

— Турция страна небезопасная. Алик объяснил мне ситуацию: «То, что ты в Турции, это хорошо. Но у нас очень мало времени, потому что тебя сейчас кинутся искать в России, подадут в Интерпол, и вас начнут ловить везде. Надо срочно выезжать в одну из цивилизованных стран, ступать ногой на её территорию и просить убежища». Я и сам это знал.

Алик созвонился со своими друзьями, и в Турцию приехал адвокат из Америки - специалист по иммиграционному праву. Когда он меня выслушал, то сказал: "У тебя стопроцентный шанс на политическое убежище, но вопрос вот в чём - нет визы. А если приедешь в Америку без визы, тебя посадят в иммиграционную тюрьму, и жену тоже. А ребёнка на время отдадут в приют. Нужно идти в американское посольство и просить там визу».

На следующий день мы все вместе - я, Марина, Толян и Алик - пошли в американское посольство. Пришли на проходную. Вышел человек из посольства, поговорили, и нас принял официальный представитель. Я рассказал о том, что с нами произошло. Нам ответили: «Мы вам визу пока дать не можем, но и в посольстве оставить тоже не можем. Идите, а мы подумаем». При этом я им сразу сказал, что не хотел бы взаимодействовать с американскими спецслужбами.

— А они с тобой — хотели?

— Думаю, что нет. Был там один, не то Марк, не то Майк, не помню. Я ему сразу сказал, что не хочу с ними иметь дело. «Я в разведчиков уже наигрался. И хочу когда-нибудь вернуться на родину».

— А ты вообще знаешь хоть одну государственную тайну?

— Нет. Я знаю о бандитизме, о коррупции. Раньше главная государственная тайна была - здоровье нашего президента. А теперь главная тайна - это отношения нашего президента Путина и уголовного элемента по фамилии Барсуков-Кумарин. Это лидер Тамбовского преступного сообщества. Вот что сейчас главная тайна России. Весь Санкт-Петербург знает, что Путина связывает с этим человеком личная дружба. И финансовые узы... Ещё знаю, кто взорвал дома.

— Может, как раз это их и интересует?

— Ну так пускай сами у него и спросят. Они же теперь друзья. Друг Джордж, друг Владимир.

— У тебя какие-нибудь удостоверения были с собой?

— Кроме фальшивого, который остался в гостинице, у меня был российский внутренний паспорт и удостоверение ветерана военной службы ФСБ. Я им сразу сказал, что я бывший сотрудник ФСБ. Незаконно уволенный, но не собираюсь вести никакой деятельности против России.

Они меня выслушали и выставили из посольства.

Турция - специфическая страна. Мировой разведцентр - все друг за другом присматривают, в том числе и за посольствами. Поскольку мы засветились в посольстве, надо было уходить из Анкары. Я был уверен, что наши фотографии уже идут в Москву по линии ГРУ или СВР. А тут ещё мужик подозрительный стал ходить за нами по отелю.

В общем, мы выбрались из отеля и ночью переехали в Стамбул. Поселились в гостинице и начали думать, что делать дальше. Раз нам не дали визу в Америку, то мы можем въехать в неё нелегально. Взять, допустим, транзитный билет на Барбадос, куда не надо визы, через американский какой-нибудь аэропорт. И там просто идти без визы на выход. И заявлять:

"Прошу политического убежища". После чего могут посадить в иммиграционную тюрьму на неопределённый срок.

Я готов был сесть в тюрьму, но жена? Марина подумала-подумала и говорит: «Я согласна».

Тогда я понял, насколько она меня любит. Она не только ждала меня,:! пока я сидел, носила передачи, но и была согласна сама сесть.

Алик сказал: «Ребята, вы не понимаете, американская тюрьма - не сахар, особенно иммиграционная. Подождите, у нас же кроме Америки есть и другие страны». Он сел за компьютер, начал смотреть рейсы самолетов. Долго-долго смотрел. Толик ходил и всё спрашивал: "Папочка, куда мы поедем?" Он чувствовал, что происходит что-то неладное, но ничего не понимал.

Вдруг Алик говорит: "Есть! В Англию не надо транзитной визы, и есть стыковка рейса. Мы сейчас покупаем билеты Стамбул - Лондон - Москва. Прилетаем в Лондон и там остаёмся. Англичане, думаю, не будут вас сажать в иммиграционную тюрьму".

Самолёт вылетал через полтора часа. Каждые сутки пребывания в Турции сулили опасность, потому что в России меня уже хватились. И мы могли уже не уйти.

— Ситуацию в России ты никак не отслеживал?

— Я связался со своим агентом в Конторе. Он сказал, что все уже забегали. "Тебя начали искать. Будь аккуратней". Ещё он сказал, что пытаются сфабриковать какое-то уголовное дело, что я будто бы совершил убийство. Но я знал, что в Интерпол срочно заявить нельзя, процедура занимает некоторое время.

А это очень стыдно

...Приземлились в аэропорту Хитроу. Вышли в транзитный зал. Алик позвонил своему знакомому адвокату Джорджу Мензису. Тот объяснил:

"Сейчас подготовлю все документы, отправлю в иммиграционную службу, и тогда сразу идите сдавайтесь властям".

Джордж всё сделал. Иммиграционные власти дали слово, что до рассмотрения вопроса нас не депортируют из Англии.

Фальшивый паспорт я сразу уничтожил.

— Не пересекая границу Великобритании?

— Я его нигде не предъявлял, чтобы не нарушать законов Англии. Ко мне подошёл офицер иммиграционной службы. Я представился, он попросил немного подождать. После этого пришёл переводчик и подошёл полицейский. Он выслушал всю мою историю минут на сорок, потом говорит: "Я вижу, вы нормальный человек, у вас нормальная семья. Вы никаких нарушений не допустили, и все дела на территории Англии в отношении вас я прекращаю своей властью". Я был поражён. Он говорил: «Вы находитесь на территории Великобритании под защитой английского правительства, и если вы почувствуете какую-то угрозу, прошу вас немедленно сообщить в полицию, мы вас будем защищать, вплоть до того, что возьмём под охрану». Я вспомнил своих российских милиционеров, как они говорят. А этот английский мент разговаривал по-человечески и явно беспокоился за мою безопасность. К тому времени я ведь напрочь забыл, что значит чувствовать себя в безопасности.

Позже мы были допрошены иммиграционным офицером. Нас завели в специальную комнату, сняли отпечатки пальцев. И выдали справку, в которой было написано, что нам временно разрешается проживать на территории Англии, но по первому требованию иммиграционных властей мы должны являться к ним в офис.

— Вас долго допрашивали?

— Всё заняло часов десять. Нам туда бутерброды носили. Мы вышли из аэропорта поздно вечером.

— А твой американский приятель улетел обратно в Нью-Йорк?

— Куда там в Нью-Йорк! Его допрашивали в соседней комнате, сверяли, что мы друг о друге скажем. На него англичане наехали по полной программе за то, что он помог мне нелегально въехать в страну. Он мне потом рассказывал, что начальник иммиграционной службы Хитроу очень был зол. Говорит: "Вы деньги от Литвиненко или Березовского за это получили?"

Тот говорит: "Нет". - «А зачем вы это сделали?» Алик: "Из высших принципов". А тот: "Вы, американцы, совсем распоясались, решаете тут свои дела на нашей территории. Нарушаете наши законы. Везли бы его в Америку. Я из высших принципов вас из Великобритании высылаю. На первом самолёте обратно в Турцию!"

Алик ему: "Мне в Нью-Йорк надо". А тот: "Полетите в Турцию! Скажите спасибо, что я вас не арестовал за нелегальный ввоз эмигрантов".

Англичане занесли Алика в компьютер и целый год потом в Англию не впускали, хотя у него там сын. Странный народ. У нас, если б кто привёз американского подполковника, так ему медаль бы дали и ценный подарок от ФСБ. В общем, улетел Алик в Турцию, и мы год не виделись, пока не получил он у англичан прощение.

А меня наутро ещё раз допросили в иммиграционной службе. Я повторил, что не хотел бы иметь никаких контактов с английскими спецслужбами. Мне сказали: "Да о чём вы говорите. Без вашего согласия..."

Мне объяснили, что по закону английские спецслужбы без вашего согласия даже подойти к вам не имеют права. Я сказал, что такого согласия не даю. Они говорят: "Ну и всё. Поймите правильно, мы вас не заставляем нарушать законы вашей родины, мы даже заинтересованы в том, чтобы вы не нарушали никаких российских законов, находясь здесь. Вас никто не заставляет ни с кем работать".

Они не ставят решение о предоставлении убежища в зависимость от того, расскажете вы какие-нибудь секреты или нет.

— Честное слово, ты говоришь, а не верится. Мы из другой жизни, и у нас бытует мнение, что политическое убежище в Англии дают только при условии выдачи каких-то важных государственных тайн.

— Такое мнение бытует в ФСБ. Вся система правоохранительных органов, спецслужб в России строится на торге. Сдашь человека - не сядешь, не сдашь - сядешь. Будешь «колоться», получишь меньше, не будешь - получишь больше. Там вся оперативная и следственная работа основана на торге. В России и анонимки вернули к жизни.

Здесь есть закон о политическом убежище. В нём сказано, что убежище даётся, если тебя преследуют на родине и по возвращении туда тебе грозит расправа.

Я привёз документы о сфабрикованных против меня делах, всё это было внимательно рассмотрено, и мне предоставили политическое убежище, как и тысячам других беженцев от тиранических режимов, прибывающим в Англию со всего мира.

Я не хотел просто скрыться, просто спасти себя и семью, хотя это, безусловно, было важнейшим мотивом. Мне было важно объективное рассмотрение моего дела. И то, что я добрался до Англии без помощи спецслужб, прошёл мучительную процедуру проверки всей истории моего преследования и получил политическое убежище по закону, для меня так же важно, как чувствовать себя в безопасности.

На эту тему даже запрос был в парламенте. У них в Великобритании разведка относится к "Форинг Офису", то есть МИДу, а иммиграционная служба - к "Хоум Офису", то есть МВД. Так вот когда эта история попала в газеты, один депутат и задал вопрос в комитете по иностранным делам. Что это, мол, у вас там в разведке совсем работать разучились, почему героический русский перебежчик в Хитроу кружным путём пробирался и его даже никто не встретил?

Так на следующий день в газете "Дэйли Телеграф, появилось разъяснение "источника" из английской секретной службы, что, мол, Литвиненко не имеет к ним никакого отношения. Если б он был нам нужен, мы б его сами привезли по-тихому и он не появился бы без предупреждения в Хитроу. И вообще, он не перебежчик, а политбеженец. И занимаемся им не мы, а "Хоум Офис".

— Как долго ты ждал решения об убежище?

— Почти полгода. Вернее, два месяца я составлял прошение об убежище - получился целый том, и ещё четыре месяца ждал решения. А пока я ждал, на родине против меня возбудили четвёртое уголовное дело! Я, кстати, думаю, что это мне помогло. Как только они возбудили четвёртое дело, моментально дали убежище.

— В чём на этот раз обвинили?

— В том, что в январе 1997 года я в посёлке «Девятое мая» избил какого-то гражданина Одинокого, посадил его в багажник, привёз в какое-то служебное помещение и там продолжал избивать. Полный бред. Как я мог один похитить гражданина, а если я его похитил не один, то почему не привлекли никого другого? Если я кого-то бил в служебном помещении, что это за служебное помещение? В общем, снова будто под копирку отпечатано. Только фамилии и мелкие подробности изменили. А так, если сравнивать все постановления Барсукова о привлечении меня в качестве обвиняемого, то они все одинаковые.

— Опять Барсуков возбудил?

— Да. Все дела Барсуков вёл. Хотя по одному делу я оправдан, а второе дело он сам прекратил. То есть он меня уже два раза незаконно к уголовной ответственности привлекал. И третий раз, и четвёртый... Он заказной следователь, это его профессия.

Когда я узнал, что против меня возбуждено четвёртое дело, мои адвокаты потратили три месяца, чтобы добиться от прокуратуры информации, в чём меня обвиняют. Барсуков проводил какие-то экспертизы, скрывая их от адвокатов. Фактически уголовное дело вели тайно как оперативное, то есть на основе закона об оперативно-розыскной деятельности, а не УПК.

— Как твои московские адвокаты узнали о том, что ты выехал из России?

— Как и все - по телевизору. Вернёмся к Англии. Как только я получал новые подробности из Москвы о ходе следствия, сразу же ставил в известность "Хоум Офис". В России же врали, будто я скрываюсь от английской полиции.

И начали жёсткий прессинг против моих родственников: был избит брат, проживающий в Москве, отца несколько раз забирали в милицию.

— Давили, чтобы получить какую-то информацию? Или просто пугали?

— Сначала отца просто пугали. Как-то ночью отвезли в милицию, потом вывезли, посреди дороги бросили, он возвращался пешком. В другой раз милиционеры ворвались в его квартиру, провели незаконный обыск. Отца оскорбляли нецензурной бранью, говорили, что его сын - предатель. Таскали на допросы мать, сестру, тёщу. Когда вызвали в прокуратуру мать, потребовали адрес отчима. Мать сказала, что он больной человек, просила его не трогать. Но отчима всё-таки вызвали на допрос, требовали компромат на меня. Он ответил: "Я знаю Александра как порядочного человека, без вредных привычек".

На следующий день после допроса у него случился инсульт, отнялась левая сторона. Через несколько дней его отвезли в больницу, где он и скончался.

Никто за это не понёс наказания. В больнице поставили диагноз, что он умер совершенно от другого. Человека положили с инсультом, а умер он от другой болезни. Такое может быть только в России.

Мать заставили что-то подписать. Она испугалась и подписала. Мать

вообще боится со мной по телефону разговаривать. Короче, моя семья

находится сейчас вне закона. Права человека и Конституция на них не

распространяются. Все факты давления на моих родственников мы присоединили к просьбе об убежище.

— Словом, чиновники в России сделали всё, чтобы ты получил политическое убежище?

— Получается, да...

14 мая 2001 года раздался звонок, и я услышал радостный голос адвоката Джорджа: «Александр, тебе дали убежище».

Даже не объяснить то, что я почувствовал. Полгода прошло, а дело всё рассматривают. Алика Гольдфарба, который меня ввёз, в Англию не впускают. В газетах пишут, что Путин - лучший друг Тони Блэра. Несколько запросов о выдаче в Россию пришло на меня, как на уголовного преступника. Я сижу и гадаю: выдадут - не выдадут. С Родины доносится скрежет точильных камней - готовят ножи Барсуков, Иванов, Патрушев. А тут разобрались в моих делах и установили, что я подвергался политическому преследованию, а не уголовному.

Англичане могли дать мне территориальное убежище, предоставить возможность просто проживать в стране. Они могли моё дело откладывать до бесконечности. Я мог лет десять вообще жить по справке о въезде. А они за четыре месяца разобрались и дали добро.

Я приехал к Джорджу. Он встретил меня на лестнице, у него были слезы на глазах - он, наверно, один во всей Англии понимал мою беду до конца. Джордж сказал:

— Знаешь, я изучил твоё дело и хочу сказать только одно. В России власть использует уголовное право не для защиты граждан, а для управления своим народом. А это очень стыдно.

 

Compromat.Ru ® — зарегистрированный товарный знак. Св. №319929. 18+. info@compromat.ru