Большой приём у Воланда
Смешно сказать, но в декабре 1999 года я оказалась чуть ли не единственным человеком во всей политической Москве, который не знал про так называемый Дом приемов Логоваза на Новокузнецкой улице в Москве. То есть, про Дом приёмов Березовского.
Поэтому, когда меня туда пригласили, я вообще не поняла, куда иду.
Мое локальное невежество было тем большей природной аномалией, что к тому времени я вот уже полгода как работала в газете Березовского, "Коммерсанте". Видимо, руководство газеты настолько щадило мои чувства независимого журналиста, что раньше в моем присутствии об этом месте старались даже и не говорить.
Леонид Милославский, тогдашний гендиректор "Коммерсанта", как-то раз шутливо прошелся на эту тему:
- Ну, не хочешь ты работать с ними в одной команде -фиг с тобой! Никто тебя силком не тащит Мне и так нравится, как ты работаешь...
Именно поэтому, когда после победоносных для Кремля парламентских выборов Милославский решил, что мне все-таки пора познакомиться с Березовским, он зашел издалека.
Позвонив мне на мобильный после сдачи номера, Леня осторожно спросил:
- Ленка, а что ты делаешь сегодня вечером?
Я честно отчиталась, что собираюсь навестить родителей.
- Слушай, я тут иду в клуб... Там Борис Абрамыч устраивает какой-то прием по случаю выборов... Там все твои кремлёвские приятели будут. Ты не хочешь сходить со мной? Я просто подумал, что тебе наверняка интересно будет.
Я категорически не поняла, куда меня зовут. Ну какой-то там клуб... Мало, что ли, в Москве клубов? Ну, наверное, Березовский арендовал какой-то клуб на сегодняшний вечер. Ну и плевать мне на него - пообщаюсь там с ньюсмейкерами и уйду.
И я, как полный дебил, начала выяснять у Милославского адрес и название этого клуба. Оба вопроса ввели Леонида Михайловича в состояние полнейшего ступора.
- Ну, это там - на Новокузнецкой... Честно говоря, я даже и номера дома-то не знаю...Ну ты скажи таксисту: "Клуб на Новокузнецкой" - и он найдет...
Мне такой адрес не понравился. Мы договорились, что я пока съезжу к своим родителям, а Ленька поедет в клуб без меня, и уже оттуда позвонит мне, переспросив точный номер дома у швейцара.
Всего через пару часов, когда я уже поняла, что это за место, до меня стало доходить, каким глубоким идиотизмом должны были казаться Милославскому мои вопросы. Впрочем, он держался молодцом и не подавал вида. Даже когда я начала трезвонить ему уже из такси с Новокузнецкой с жалобами на то, что из-за трамвайных путей тут невозможно развернуться, чтобы проверить номер дома...
* * *
Надо сказать, что никакого желания общаться собственно с Березовским у меня не было. В отношении этого человека я испытывала в тот момент - как бы помягче выразиться - давнюю и стойкую неприязнь. Не только потому, что видела в нем одного из главных виновников большинства последних катаклизмов в государстве, но и из-за чисто эстетических противоречий: мне представлялся безвкусицей тот допотопно-византийский стиль кулуарный политики, моду на который Березовский привил ведущим участникам политического процесса.
Симпатий к главному акционеру "Коммерсанта" Березовскому не добавил и инцидент, произошедший со мной буквально накануне в редакции. Дело в том, что коллеги решили к Новому году подарить мне подарок с "цензурным" намеком - достали где-то старый сборник карикатур Андрея Бильжо и сделали специально для меня закладку на странице с такой картинкой: мужик печатает на машинке "Петрович - козел! Петрович - козел!". А его приятель замечает ему на это: "Слушай, боюсь, Петрович это в печать не пропустит..."
- Это - карикатура специально для тебя, со смыслом, чтобы ты сделала выводы, - по-доброму объяснила мне начальница отдела политики Вероника Куцылло под одобрительный хохот большинства моих коллег. - Потому что я думаю, что если до выборов наш "Петрович" многое еще пропускал в печать, то после них он уж этого точно пропускать не будет!
От этого неловкого намека мне стало грустно. Потому что помимо искренней заботы моей близкой подруги Ники Куцылло о том, чтобы я не оказалась на улице из-за своего критического отношения к Путину и Березовскому, от подарочка веяло какой-то безнадегой.
Как ни странно, большинство сотрудников "Коммерсанта" были в тот момент на сто процентов убеждены, что теперь, после удачной реализации политических проектов Березовского на парламентских выборах с "Единством", БАБ "совсем обнаглеет" и введет жесткую пропутинскую цензуру в своих СМИ, чтобы на президентских выборах уж точно не было никакой осечки.
В общем, коллектив "Коммерсанта" уже приготовился к идеологической перестройке. А я приготовилась к увольнению. Из-за Березовского.
* * *
Поэтому не удивительно, что когда я, переступив через порог пафосного особняка на Новокузнецкой и наивно спросив у швейцара: "Скажите, а как называется этот клуб?" - услышала в ответ: "Дом приемов Логоваза", - то чуть не плюнула в сердцах на этот самый порог. Но отступать было уже некуда.
Помимо популярных кремлёвских персонажей, которые уже давно фигурировали в моих статьях с титулом "члены группировки Березовского", вокруг меня с озабоченными лицами шныряли безвестные малые и средние паркетные шаркуны, зависящие от Березовского кто в финансовом, кто в аппаратном смысле и ожидающие от него "великия милости".
Даже малозначительные кремлёвские чиновники вроде Джахан Поллыевой явились туда в этот день засвидетельствовать свое почтение "главному режиссеру кремлёвской победы" Березовскому.
В толпе обожателей то и дело мелькали лица журналистов и пиарщиков, которых молва уверенно причисляла в тот момент к пропагандистской свите Березовского: Михаил Леонтьев с телеканала ОРТ, Ксения Пономарева и другие.
На предусмотрительном отдалении от общей толпы напряженно "решал вопросы" с Виктором Черномырдиным замглавы кремлёвской администрации Владислав Сурков.
Я почувствовала себя в логове вурдалаков На какую-то долю секунды мною даже овладел детский страх, что вот сейчас они распознают во мне чужака, просто почуют по запаху, накинутся всей стаей и сожрут.
Но еще гаже мне стало, когда один из "вурдалаков" по ошибке принял меня за свою.
- А-а! Ты тоже здесь! Рад тебя видеть! - подскочил ко мне с "братскими" поцелуями Миша Леонтьев. - Слушай, ты случайно не видишь, где Борис Абрамович? А то я в этой толпе что-то совсем потерял его из поля зрения...
Словом, переживания какой-нибудь там Татьяны на лесном шабаше или Маргариты на балу у Воланда просто блекли в сравнении с моими ощущениями на приеме у Березовского.
* * *
Как раз в таком состоянии меня нашел Милославский. Увидев мое потерянное лицо, Ленька решил, что сейчас он меня ободрит:
- Ну чего ты смутилась, Ленка? Пойдем, я тебя с Борисом Абрамовичем познакомлю.
- Ой, не надо, я тебя умоляю! У меня и так полное ощущение, что ты меня сюда привел помазать кровью христианских младенцев! - смеясь чуть ли не сквозь слезы, взмолилась я.
Но Леня, настойчиво обняв меня за плечи, уже влек сквозь концентрические круги поклонников Березовского, сужавшиеся по мере приближения к некоему виртуальному, невидимому пока для меня центру. Шагах в десяти от самого центрального сгустка я кожей почувствовала, как из этой точки по толпе волнами расходится физическое напряжение. Вернее, - даже не просто напряжение, а вожделение. Каждый жаждал припасть к руке хозяина дома и напряженно ждал своей очереди.
Милославский бесцеремонно протащил меня к Березовскому сквозь толпу страждущих, чуть ли не локтями распихивая остальных соискателей внимания.
Но из-за подобострастно прильнувших к Березовскому фигур я до самой последней секунды не замечала его самого. Поэтому вышел конфуз: уже буквально в одном шаге от виновника торжества я вдруг в последний раз попыталась вырваться из заботливых объятий Леньки и дезертировать, придумав хорошее оправдание.
- Слушай, Лень, честное слово, зря ты стараешься - меня бессмысленно с Березовским знакомить я уже с ним раз пять знакомилась, но БАБ все равно каждый раз, к счастью, тут же забывает, кто я такая - громко, стараясь перекричать гул окружающих, возопила я.
И тут же поймала на себе внимательный, слегка удивленный взгляд Березовского.
Милославский поспешно выступил вперед и представил меня:
- Борис Абрамович, разрешите вам представить - это Елена Трегубова, ведущий политический обозреватель газеты "Коммерсантъ".
Березовский с неожиданным для меня озорным смешком в глазах слегка поклонился мне, щелкнул каблуками и шутливо отрекомендовался:
- Березовский. Борис Абрамович. Очень приятно с вами познакомится, Леночка!
Лицо олигарха расплылось в широчайшей сияющей улыбке, и он галантно поцеловал мне руку.
Надо признаться, я была несколько обескуражена таким теплым приемом. "Если Березовский читал хоть одну из моих статей о нем, то его искренняя радость по поводу знакомства со мной может объясняться только одним: он опять, слава Богу, забыл, кто я такая", - заключила я и успокоилась. Милославский остался обсуждать с Березовским какие-то дела, а я под шумок улизнула.
* * *
Убегать с приёма сразу же после знакомства с хозяином дома было бы каким-то малодушием. Но ошиваться там дальше среди его свиты становилось уже не страшно, а как-то скучно. Редеющая публика, уже добившаяся от Березовского секундной аудиенции или просто мимолётного знака внимания, уныло подъедала остатки угощения со столов. А я тщетно вглядывалась в окружающих, надеясь отыскать хоть одного приятеля.
И вот, когда я увидела, наконец, входящего в зал Александра Волошина, со мной произошла странная метаморфоза: я бросилась к нему как к родному. После всех моих приключений этого вечера и на фоне всех остальных гостей глава кремлёвской администрации показался мне прямо-таки старым добрым дружищей.
Как ни странно, он, как существо непубличное, похоже, тоже чувствовал себя неловко на этом многолюдном приёме, не очень знал, как держаться, и тоже с радостью уцепился за меня как за спасительную соломинку. Мы ушли с ним в отдельную комнату, удобно устроились на диванчике и стали болтать.
- Ты там, говорят, у себя в газете хулиганство опять какое-то про Кремль написала? - спросил меня Волошин с весьма довольной улыбкой и без малейшей тени упрёка.
- Ой, Александр Стальевич, единственное, за что я переживала, это что вас ругать будут за это. Вы всё-таки так любезно меня у себя в Кремле в ночь выборов приютили...
- Ты что, с ума сошла: кто это меня ругать может? Ты как себе это представляешь? Я же всё-таки глава администрации или где?! - с шутливым негодованием в голосе заявил он.
- Ну Юмашев там грозился вам выволочку на совещании устроить…
- А кто такой Юмашев? Сотрудник администрации? - хихикнул Волошин.
Но ещё больше он веселился, когда я ему рассказала, что Юмашев, оказывается, считал меня "боевой подругой Волошина". И что якобы именно из-за этого Валя в ночь выборов говорил при мне вещи, которые "не стал бы говорить в присутствии журналистки".
На правах боевой подруги я стала трепаться с Волошиным не о политике, а о жизни. Он рассказывал о своём маленьком сыне, о том, как тяжело сохранять семейную жизнь при сумасшедшей кремлёвской жизни. А я ему в ответ детально обрисовала всю гамму своих ощущений от визита в дом приёмов Березовского и вообще от необходимости ежедневно общаться с кремлёвскими уродами. И глава мутантской администрации, кажется, меня прекрасно понял.
* * *
Время от времени наш трёп прерывал какой-нибудь визитёр, начинавший расшаркиваться перед Волошиным и что-нибудь выпрашивать. И хотя мы сидели в уединённом маленьком помещении, отделённом от места основного празднества длиной анфиладой комнат, визитёры вырастали перед нами внезапно, откуда ни возьмись, прямо на паркете перед диванчиком. Они появлялись точно как гости на балу у Воланда: из камина то и дело выскакивал истлевший скелет, ударялся оземь и превращался в какую-нибудь важную персону.
- Александр Стальевич, позвольте вам представится: я - настоящий руководитель "Логоваза"...
- Александр Стальевич, разрешите с вами познакомиться, я гендиректор "С...", у меня к вам маленький вопросец...
В какой-то момент Александр Стальевич изобрёл отличнейший способ избавляться от навязчивых просителей: он начинал выразительно коситься на меня и давал понять, что у него тут не просто свидание с девушкой, а важный разговор. Посетитель, краснея и извиняясь, "что помешал", начинал по-рачьи пятиться к двери на полусогнутых ногах, с согбенной в поклоне спиной, с повёрнутым к нам лицом, на котором подобострастная улыбка сохранялась до последней секунды, пока вместе с владельцем не исчезала в дверном проёме.
Каждый раз я начинала хохотать от этого представления и честно спрашивала Волошина:
- Александр Стальевич, может, вам всё-таки нужно по работе пообщаться с этим человеком? Давайте я вас оставлю?
- Да ничего мне не нужно! Сиди ты, ради Бога! - упрашивал Волошин. - Если б ты знала, как я от них от всех устал! Имею я право отдохнуть хоть немножко?
Впрочем, вскоре мне тоже пришлось воспользоваться волошинским ноу-хау, - когда нас каким-то чудом разыскал Милославский и стал уговаривать, чтобы я пошла объясниться с Сурковым:
- Лен, там Сурок при всех про тебя гадости говорит из-за твоей последней статьи. Я думаю, что тебе лучше пойти и выяснить с ним отношения...
Мне так не хотелось опять нырять в ту же самую атмосферу приёма, из которой я только что выплыла на тихий бережок с Волошиным, что я сказала:
- Ладно, я скоро к вам приду. Только вот нам тут с Александром Стальевичем нужно закончить важный разговор...
* * *
Но когда через какое-то время мы с Волошиным решили пойти попить чайку к барной стойке, находившейся в соседнем помещении, нас все-таки отловили. Потому что за дело взялись уже не какие-нибудь там аппаратные акулы-любители, а профессионалы-папарацци.
На Волошина напали с телекамерой и принялись снимать. Причём я так и не смогла понять, что это была за камера. Как нетрудно догадаться, приём у Березовского был строго закрытым от посторонней публики, и уже тем более от прессы. Единственное, что оставалось предположить, - это что Ксения Пономарева контрабандой провела с собой по старой дружбе замаскированных операторов с ОРТ. Или что Березовский поручил каким-нибудь своим личным операторам заснять для истории "тусовку победителей".
Так или иначе, журналисты были чрезвычайно разочарованы отказом Волошина отвечать на вопросы и, в порядке компенсации, решили заснять антураж, на фоне которого он там дефилировал. А главным антуражем Волошина в данный момент была я. Увидев, что на меня нацелили камеру, я тут же шарахнулась в сторону от Волошина: "Мало того, - подумала я, - что меня обманом заманили в дом к Березовскому, так теперь ещё и хотят скомпрометировать дружескими отношениями с Волошиным! Ну уж фигушки!"
Стараясь максимально быстро отстраниться от Волошина, чтобы не попасть с ним в кадр, я краем глаза успела заметить, что из-за этого я вынужденно прильнула к какому-то проходившему мимо неизвестному мне мужику в домашнем свитере и усах. "Ну что ж, во всяком случае мужчина домашнего вида - лучше, чем глава администрации президента. Это - более подходящая компания для независимой журналистки", - посмеялась я про себя.
Так закончился для меня "бал у Березовского".
* * *
На следующий день в редакции фотограф "Коммерсанта" Василий Дьячков положил мне на рабочий стол "подарочек": мою фотографию с Волошиным и тем другим мужиком. Оказывается, что из-за телекамеры я не заметила, что там ещё и фотограф наш подсуетился.
Видок у нас с Волошиным на фотографии получился тот ещё: на заднем плане - рояль, а рядом - интимного вида диванчик, с которого Волошин как будто бы только что встал и по-домашнему затянулся сигареткой. А я запечатлена ровно в тот момент, когда с застенчивой улыбкой пытаюсь отстраниться от Волошина и отворачиваюсь от него, делая вид, что я вообще этого человека впервые в жизни вижу. Да еще плюс ко всему этому из-за отсвета телевизионных софитов у меня над головой получился на фотографии какой-то издевательский нимб. Ну и ещё тот мужик в свитере рядом.
- А, да это же Бадри Патаркацишвили! - объяснил мне Волошин, когда я показала ему фотографию.
Нетрудно себе представить, как я "порадовалась", что теперь меня "уличили" ещё и в связях с Патаркацишвили.
* * *
Что же до Бориса Березовского, то после "Большого приёма" в декабре 1999 года до самой его "высылки" за рубеж я с ним больше так ни разу и не виделась.
А вот мои тогдашние воландовские аллюзии по поводу Березовского вскоре реализовались с пугающей точностью. Потому что спустя короткое время человек этот, которого я в тот момент считала злым духом российской политики, превратился для отечественной журналистики совсем уж в настоящего манихейского Воланда. В смысле, в "часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо". Сначала Березовский привёл к власти Путина, и тем самым запустил механизм уничтожения в стране гражданских свобод - и в частности, свободной журналистики. А потом тот же самый Березовский, поругавшись с Путиным, по иронии судьбы, стал для многих моих коллег-журналистов, по сути, единственным гарантом существования в России независимых от государства СМИ.
* * *
Но это - ещё не конец анекдота. Два года спустя после знаменитого приёма у Березовского, в начале 2002 года фотограф Дьячков, давно уволенный из "Коммерсанта", продал вышеописанную фотографию журналу "Компромат.ру". Журнал опубликовал её в отдельном номере, посвящённом компромату на Александра Волошина. Для моих друзей, знавших историю "Бала у Воланда", лучшей хохмой стала подпись, которую "Компромат.ру" поставил под фотографией нашей великолепной троицы: "Александр Волошин, глава администрации президента. Бадри Патаркацишвили, денежный мешок Бориса Березовского. Елена Трегубова, журналистка ближнего круга Бориса Березовского".