Оригинал
этого материала
© "Аргументы и
факты", 27.11.2002, 04.12.2002
Цирк: на арене – идиллия, за кулисами – жестокость
Владимир Кожемякин
«Знаете, как принудить медведя танцевать твист? Меня научил талантливый дрессировщик Михаил Симонов. Это делается при помощи гвоздей: берешь две палки с торчащими остриями, подносишь к медвежьим ляжкам и начинаешь попеременно колотить его – туда-сюда, туда-сюда. И одновременно идет прикормка. Сюжетная дрессура мягче, там нет большой физической нагрузки и, значит, большого насилия. Зато попробуйте заставить зверя сделать крест на акробатических кольцах! А ведь заставляли».
«Я так хочу, не умирая, умереть!
Устал я на манежном ринге драться.
Избитый дрессировщиком медведь,
Живу и думаю:
....как с ним мне рассчитаться?»
ЭТИ стихи дрессировщик Владимир Дерябкин написал в Уссурийске в 1982 году. Сегодня Дерябкин – создатель и директор первого в России частного музея фонографов и граммофонов, поэт, литератор и исполнитель собственных песен. А когда-то у него было 10 медведей. Это был и цирк, и театр. Он назывался «Медвежий театр миниатюр». Медведи Дерябкина были барменами, автослесарями, моряками, космонавтами, влюбленными, путешественниками. На время представления они как бы становились людьми. И в этом заключался секрет обаяния дерябкинских цирковых новелл... Ни одного из медведей не осталось в живых. А сам артист уже 10 лет не выходит на манеж – он завязал с дрессурой. Я спросил: «Почему?» – «Потому что это варварский жанр. Дрессировщики всегда скрывали изнанку своей профессии от зрителей. Я расскажу вам то, о чем больше никто не расскажет».
Живой реквизит
– Правда о дрессуре может только отпугнуть зрителя от цирковых номеров с животными. Поэтому посвященные молчат. Даже если кто-то из артистов решится на откровения, его сразу остановят коллеги и отомстят.
Я любил свою профессию и благодарен ей, несмотря ни на что. Только жалею, что в свое время не получил звания заслуженного артиста как клоун. Потому что теперь вижу: в дрессуре не может быть званий. «Лауреат премии по жестокости» – так, что ли?
– Но ваши сценки из «Медвежьего театра» оставляли у зрителей ощущение чего-то доброго, светлого. Людям они очень нравились.
– Так ведь жестокость была не на арене, а за кулисами. У меня был трюк, который взрывал аплодисментами любой зал, – когда медведь падал перед моей партнершей Людой на колени, сжимая в лапах сердце из папье-маше. Со стороны все выглядело эффектно и мило. Но на репетициях со зверем «разговор» другой. Я видел, как медведя просто убивали за то, что он отказывался исполнять трюк. Нервы у дрессировщика не выдерживают, он срывается – и все, пошли побои! Картина, которую никогда не забуду, – сапоги дрессировщика, забрызганные медвежьей кровью. Так беспощадно били зверя... И не только во время репетиций, порой и на глазах у зрителей тоже. Однажды известный дрессировщик во время представления в приволжском городке так приложил пантеру, что она упала на барьер манежа и билась в судорогах. Я сам невольно сделал медведя калекой – я, Владимир Дерябкин! Ударил в сердцах, а у бедняги потом образовалось бельмо на глазу. И до сих пор передо мной стоит эта картина.
– Но дрессировщики уверяют, что между ними и хищниками существуют особые, почти родственные отношения. Один питерский укротитель сказал: «Медведи – мои дети. Я их жалею и воспитываю».
– Ну да, дети... Мы на этих «детях» делали деньги. Вкусно ели, красиво одевались, ложились в чистую постель, а они сидели за решеткой. И до сих пор в России медведей, точно уголовников, перевозят все в тех же тесных, постылых клетках. Потому что для дрессировщика звери – всего лишь живой реквизит.
Я помню трюк «Скрещенные руки» – слон протягивает ногу, тигр кладет на нее лапу, сверху сам дрессировщик кладет ладонь. Как бы символика дружбы между зверем и укротителем. На самом деле – ложь. За этой лирикой скрывается насилие. Попробуйте навязать такое рукопожатие заклятым врагам. Они согласятся, если только вы окружите их смертоносным оружием. «Или вы протянете руки, или мы вас всех троих уложим!» И протягивают. Но, как только вы уберете оружие, они тут же вцепятся друг другу в глотки.
Не верьте поцелуям дрессировщика со зверем. На арене укротитель может подойти ко льву, потрепать по гриве, даже чмокнуть в морду. А за кулисами возьмет в руки палку.
Вы, наверное, замечали, что каждый дрессировщик слонов во время представления держит в руке кожаный стек. Конец стека украшен цветком. Укротитель подходит к животному, изящно взмахивает рукой, и слон, будто бы повинуясь цветку, послушно идет, куда нужно. Но никто из зрителей не знает, что под прекрасной розой скрыт острый крюк, который при неповиновении слона тут же впивается ему в ухо. Так происходит в цирках всего мира.
Ужас вернулся
Знаменитый русский дрессировщик как-то по телевизору рассказал очень лиричную историю про тигрицу, будто бы умершую от тоски по своему властителю. Сюжет такой: однажды этот человек закончил гастроли в южном городе и уехал в командировку. И вдруг ему звонят из цирка: «Тигрица лежит неподвижно, отказывается есть, слабо реагирует на свет». Не задумываясь, он бросил все и вернулся. Услышав шаги, тигрица привстала на лапах, подползла к прутьям, как бы прощаясь, из последних сил лизнула ему руку... и умерла. А мне стало смешно и грустно. Я представил совсем другую сцену: тигрица блаженно лежит в клетке. Она знает, что хозяина нет, и ей так хорошо, что ничего не хочется, даже есть. А тот свет, на который она щурится, – он не настоящий, солнечный, а электрический. Она думает: «Мне больше ничего не надо. Только бы он не приезжал подольше, только бы не шпынял ранним утром палкой в бок». Но вдруг открывается дверь зверинца. Тигрица видит дрессировщика и не может поверить: «Неужели это он? Неужели он вернулся?!» И умирает – но не от тоски, а от разрыва сердца.
Терпение зверя небесконечно, и в конце концов он решает отомстить дрессировщику.
[...]
Цирковые рабы
– Дрессировщики дают понять зрителям, что цирковые звери – тоже артисты, и после трюка звери кланяются, им аплодируют.
– Момент, когда зверь делает «комплимент», – тоже насилие, огромное унижение и обман. Представьте: тебя бьют, а ты должен целовать ноги. Цирковые животные, конечно, тоже артисты. Но артисты поневоле! Помните трюк, когда на ствол ружья, которое держит дрессировщик, садились голуби, ружье громко стреляло, а голуби не взлетали и оставались спокойно сидеть? Вот вы привяжите обычных голубей за лапки к ружью и выстрелите. Что от них останется? Помрут от испуга.
– Как же приучили цирковых голубей?
– Постепенно. Стреляли рядом, глушили, глушили, пока голуби не привыкли. Или не оглохли. У меня тоже был трюк с голубями, когда птицы садились на голову медведю, прямо на шерсть, не прикрытую ничем, и он их не трогал. Зрители хлопали. А у бедного медведя только одно было на уме: как бы этих птичек схавать! Но он знал, что если хоть одну тронет, то его будут молотить за кулисами... Такая вот лирика. А чтобы медведь стал танцевать? Дети смеются, радуются, но никто не знает жестокости этого трюка. Или заставьте тигра прыгнуть на спину слону. Слонам в таких случаях делают специальные кожаные накидки с шипами у шеи, чтобы хищник не вцепился.
Пинок мишке
– Когда вы решили расстаться с дрессурой?
– На гастролях в Новой Зеландии. На репетиции медвежонок бросился мне под ноги, и я его пнул. Не сильно, он был еще совсем маленький. Но мишке хватило – он кубарем отлетел в сторону. А из зала за этим наблюдал незнакомый мне человек. Увидев пинок, он мрачно покачал головой. Оказалось, это был представитель «Гринписа». И буквально на следующий день нашему цирку устроили такую выволочку! Полиция всех нас допрашивала по одному. А когда в другой раз дрессировщик оставил цирковых собак на ночь под дождем, наш импресарио замучился летать на суды, которые за этим последовали.
А еще раз всю несправедливость дрессуры я понял, наблюдая на гастролях за нашими наездниками. У них была лошадь с израненной ногой. Она едва ходила и сильно прихрамывала. И вот на ней, на этой хромой лошади, работали! Пришпоривали посильнее и гнали по манежу на скорости, чтобы не было заметно, как она хромает. Потом прятали от чужих глаз в закутке и снова выводили на манеж. И не жалели – после травмы лошадь все равно шла под списание.
– Ваши медведи тоже уходили под списание?
– Когда я решил уйти, встал вопрос: куда медведей? У меня их оставалось шестеро. И в цирках, и в зоопарке – везде мишек хватает. Выхода не было. Рано утром их увезли ассистенты. На следующий день моих зверей не стало. И это медведи-артисты, которым рукоплескали, от которых зрители получали огромное удовольствие, – они все так закончат...
– Правда ли, что укротитель среди своих хищников – как вожак стаи?
– Вожак он только до тех пор, пока у него в руке стек. Закон здесь только один – страх. Хотя я слышал о дрессировщике Николае Павленко, который будто бы вообще обходится без стека.
– Какие еще есть методы наказания, кроме побоев?
– Голод. Зверя не кормят два-три дня, пока он не станет делать то, что требуется.
– А после представления, когда укротители выводят своих питомцев к зрителям и те позируют для фотосъемки, все выглядит так мирно...
– Эта идиллия может плохо кончиться. Обезьяну на руки людям сажать! Ну собачку там, ежа... Но как знать, что на уме у обезьяны?
– Но рядом же дрессировщик страхует.
– А что он с ней, договорился? «Ты, Мань, смотри мне, не вздумай!» Это же зверь – с клыками, когтями.
– В дельфинарии дрессировщик зовет детей сняться вместе с морским котиком. И при этом предлагает для большего эффекта положить руку на нос зверю.
– А если беда? Кто оплатит больничную койку? Дрессировщик сознательно рискует здоровьем детей, чтобы заработать, и не может этого не знать.
Удар на удар
- А есть вообще добрые дрессировщики?
– А добрые тюремщики, палачи? Давайте говорить прямо: с рождением дрессировщика рождается и жестокость. Как только ты взял медвежонка, посадил в клетку, вывел на манеж – все, это уже катастрофа для животного. Да и для человека тоже, если у него есть душа.
– Значит, у циркового зверя нет шансов на иную жизнь?
– Шанс только один: перед смертью рассчитаться с дрессировщиком за все. И укротитель знает: в отличие от тигра, льва, леопарда, которым нужны какие-то секунды, чтобы приготовиться к броску, медведь бросается без предупреждения. Он бьет головой в ноги человеку, подсекает лапами его за пятки и заламывает. Всю жизнь он терпеливо ждет своего момента, и, когда это мгновение настает, уговоры уже бесполезны.
– А если это случилось во время представления? Зрители же смотрят.
– Ну что же, что смотрят. Все знают, что наказание на манеже сразу же отталкивает зрителя от дрессировщика. Особенно если это случается в какой-то сценке, где медведь играет роль. Но вот он кинулся, и на его бросок нужно ответить ударом. Если этого не сделать, последует новый бросок, не сегодня, так завтра. Или ты его, или он тебя. По-другому не бывает.
Я любил своих медведей, но они меня – нет. Мы жили в вечном взаимном подозрении. Я ни секунды им не доверял. Поэтому и ушел с манежа без единой царапины.
С последним медведем у Дерябкина вышло так: один из них напоследок решил «рассчитаться». Это произошло в подвале, где 20-летний сын дрессировщика Володя держал взрослого медведя. Скоро они должны были отправиться на гастроли. В тот вечер в подвал зашла жена Дерябкина Люда – его партнерша по трюкам, которой когда-то медведь вручал на арене свое бутафорское сердце. Семилетний Фрол неожиданно бросился на нее и повалил на пол. Сыну едва удалось отбить мать и предотвратить трагедию. Красавица Людмила вернулась домой вся в крови. А наутро в подвале прозвучали два выстрела.
«Не думал, что закончу свою цирковую жизнь именно так, – сказал об этом Дерябкин. – Один из десяти в самом деле мог рассчитаться. Фрол ошибся – напал сначала на женщину. Если бы Вова был под медведем, Люда ничего не смогла бы сделать. Бог спас».
Санкт-Петербург