Оригинал
этого материала
© "Новая
Газета", 11.09.00
Безработный № 1
Сколько должен был узнать следователь Волков, чтобы его уволили?
Георгий Рожнов
[...] Придется
начать с недавнего: 18 августа в Генеральной
прокуратуре России произошло событие, по
тамошним нравам, заурядное и даже будничное
— в три часа пополудни следователь по особо
важным делам Николай Волков был вызван к и.
о. генерального прокурора Юрию Бирюкову.
Минут двадцать они потолковали, а уже в
половине четвертого и. о. своего посетителя
уволил. Разумеется, по собственному того
желанию. При выходе у Волкова мигом
отобрали служебное удостоверение, и в свой
кабинет на Мясницкой он еле попал. Что я по
поводу этого руководящего хамства думаю,
уже напечатано в № 42 «Новой газеты». Статья
называлась «Волков, на выход! С вещами». С
того дня — десятки звонков от московских
корреспондентов самых влиятельных
западных СМИ. Просили: помогите найти
Волкова, никак не можем понять, как это
можно выгнать на улицу 45-летнего
следователя, известного во всем мире, да еще
тогда, когда он привез из Берна полтонны
документов по знаменитому делу «Аэрофлота»?
При всем желании помочь коллегам я не мог:
Волкову в те дни впервые стало худо с
сердцем, он никуда не ходил, лежал дома на
диване, а жена Женя, собака Герда, два кота и
две кошки старались ему не мешать. Через
неделю Волкову пришлось идти на Мясницкую,
заказывать пропуск, ждать сопровождающего
и снова входить в бывший свой кабинет. Там
его ждал прокурорский генерал Александр
Филин, которому надо было передавать дела.
Преемник нервничал и чертыхался: от
предстоящей мороки он был не в восторге.
4 сентября, в
понедельник, Волков пришел ко мне в
редакцию — от его бывшей службы пять минут
хода. Мы пили кофе и разговаривали — три
часа без перерыва.
— У вас глаза
усталые, грустные. Все еще тяжко?
— А как вы думаете? В
сорок пять лет — пенсионер. Да ладно обо мне,
перебьюсь. Другое мучает: боюсь, эти ребята
угробят дело. И не потому, что им кто-то
велит сделать так. Представьте, там более
двухсот томов, и это не беллетристика: счета,
изъятые из «Андавы» и «Форуса», сотни
протоколов допросов, очных ставок. Мне
иногда было не по себе, я ловил себя на мысли,
что знаю наверняка, что находится в
пятнадцатом томе, что — в сто пятнадцатом. А
еще эти двадцать коробок, которые я на свою
голову притащил из Берна... Я словно
чувствовал, что со мной что-то случится, я их
все разобрал, разложил не только по папкам
— по эпизодам, по времени, по полноте
доказательств.
— Коля, там есть
конкретика? Факты, которые не оспоришь?
— Я докладывал
руководству: хочу раздробить огромное дело
и вытаскивать на свет божий мошенника за
мошенником. Я знаю каждого поименно. Я
говорил: через два-три месяца я смогу
назвать имена причастных к аферам лиц,
предъявить им обвинение и избрать
адекватную меру пресечения — арест и
только арест.
— Господи, ну
кто вас тянул за язык? Работали бы
потихоньку, а потом — вот вам результат. Что
вас понесло с этим докладом?
— Иначе не могу, нас
так учили.
— Знаете, Коля, я
не раз просчитывал ситуацию, но такого
исхода предвидеть не мог. Вас не могли, не
смели уволить.
— Вообще-то, это
право руководства — работать с таким-то
следователем или не работать. Если за этим
не стоит другое, куда более худшее — развал
дела, спуск его на тормозах. Это у нас умеют.
— Я помню нашу
последнюю встречу 4 августа. Вы только что
вернулись из Берна, по лестнице к вам было
не пройти — ребята таскали коробку за
коробкой. Я помню ваши глаза тогда — они
сияли, огнем горели.
— Еще бы, я
чувствовал — мы перехватили инициативу,
козыри были у нас в руках! Единственное, о
чем я тогда просто молился: только бы у
нашего руководства хватило смелости
согласиться с моим видением дальнейшего
хода расследования, сделать рывок вперед.
— Помнится, 5
августа у Колмогорова было совещание,
докладывали вы. Что-то просили?
— Одно-единственное:
дать мне людей, человек десять, не меньше. И
трех-четырех переводчиков.
— И что услышали?
— Молчание. Тяжелое
такое, тревожное.
— Давайте, Коля,
внимательно посмотрим, что происходило в
последующие дни — до 18 августа, когда
Бирюков вас уволил, еще две недели.
— Пока ничего. Я по-прежнему
работал с группой из трех человек. Сейчас
даже не верится, что при такой малости людей
я закончил дело Гантамирова, дело
статистиков, дело о самоубийстве прокурора
Архангельска. И параллельно вел дело «Аэрофлота».
— Мне еще Михаил
Борисович Катышев говорил, что таких
результатов, как у Волкова, он не видел ни у
кого. Еще в те дни, когда он был заместителем
генерального прокурора, курировал
следствие и был весьма жестким
руководителем. Так что же дальше? Дали людей?
— Где-то числа
десятого приходит ко мне наш следственный
генерал Филин: прибыл в ваше распоряжение.
Знаете, я обалдел — как я могу
распоряжаться генералом? Два медведя в
одной берлоге? Потом понял: что-то готовится.
— Представьте, я
тоже. Никогда ранее я не слышал стольких
слухов о Волкове. То одна солидная газета
уверяет, что вы идете на крутое повышение и
расстаетесь с «Аэрофлотом». То буквально
через день другое, не менее солидное
издание уверяет, что Волков уже отстранен
от следствия по тому же «Аэрофлоту». То еще
один знаток пишет, что привезенные вами из
Берна материалы — для российского
правосудия не более чем макулатура. И
каждый раз вы опровергаете всю эту чушь.
— Если бы только
опровергал! Каждый раз проводилось
служебное расследование, каждый раз меня
вызывали на ковер и я писал объяснения: это
сплетня, я здесь ни при чем. И однажды
доконали: я написал в объяснении, что
оскорблен недоверием ко мне, что в такой
атмосфере ни о каком расследовании речи
быть не может, равно как и о моей дальнейшей
службе. Сколько дней, сколько нервов было
угроблено!
— Коля, этот
массовый слив дезы не случаен, последующие
события тому подтверждение. Кому-то было
выгодно выбить вас из колеи. Давайте-ка
припомните: что вы узнали такого, что могло
так встревожить власти?
— Понимаете, я
наконец-то понял всю хитрую механику
выуживания денег из «Аэрофлота» и
перекачки их в карманы некоторых
руководящих господ. Смотрите, как это
делалось: бывшее руководство «Аэрофлота» (Глушков,
Красненкер) решает разместить выручку от
продажи билетов в швейцарских компаниях «Андава»
и «Форус». Объяснения благовидные: лучше
держать деньги в двух местах, чем собирать
их в сотне стран, где есть
представительства «Аэрофлота». Но что
делается дальше — создается цепочка
посреднических липовых фирм, которые
отрезают «Аэрофлот» от собственных денег.
Его представители не могут прийти в ту же «Андаву»
и взять собственные деньги — только через
посредников. Впрочем, это было известно и
раньше. Тайной оставалось одно: кто эти
посредники, с которыми Глушков заключал
договоры? Сегодня я могу доказать: бывшее
руководство «Аэрофлота» и их посредники —
одни и те же лица. Тот же Глушков официально
договаривался сам с собой! Смотрите, вот
идет цепочка: «Аэрофлот» — «Андава» —
посредники. Кто они? Чьи личные счета в
самом конце цепочки?
Сегодня я знаю всех.
Знаю, кто сколько украл. Вы не будете
спрашивать их фамилии — догадываетесь, что
я их не назову. Скажу только, что это
граждане России на довольно высоких постах.
— Вы думаете,
они догадались о вашей осведомленности?
— Я не думаю — я
уверен. Им помогли догадаться.
— Коля, у меня
такая шальная мысль — вот если бы вы
вернулись из Берна с пустыми руками и
заклеймили швейцарскую бюрократию: ну не
дают документы, и все тут! Сладу нет с их
адвокатами и судьями! Поверьте, до сих пор
работали бы спокойно и генеральскую звезду
получили. Вы недопустимо хорошо
потрудились.
— Нас так учили.
— Николай, а
если бы вы не написали рапорт об отставке?
Ей-богу, мне трудно представить, какую
формулировку придумывали бы ваши
начальники, чтобы уволить следователя, за
три года сумевшего размотать два дела о
коррупции, вышедшего на финишную прямую в
полном загадок деле «Аэрофлота».
— Ну, вы тогда не
знаете тех, кто сегодня нами руководит. Я,
что, первый? Что, меня трудно сослать
следователем в какие-нибудь Петушки? Я, что,
не понимаю главной задачи нашего
генералитета — ни дня не оставлять Волкова
на деле «Аэрофлота»! И не оставили. Да вот,
совсем недавно — накануне дня рождения
хамски выгнали Владимира Ивановича
Казакова, следователя легендарного.
— А теперь
поговорим о пропавшем транше МВФ. Что вы
получили в Швейцарии по этому поводу?
— Я доложил
руководству: вот, по убеждению наших коллег,
номера фирм, счетов, на которых осели
миллионы из 4,8 миллиарда долларов, так
необходимых России. Попросил: дайте ответ в
Берн — мы будем возбуждать дело или нам эти
миллиарды не нужны? Никакого ответа дано не
было. А информация Генеральной прокуратуры
Швейцарии, что к афере «Аэрофлота»
присоединились АвтоВАЗ и «Трансаэро»? Нас
этот казус интересует или нет? Не знаю,
молчат до сих пор.
— Коля, это что-то
новое. Ни АвтоВАЗ, ни «Трансаэро» до сих пор
не упоминались в качестве клиентов той же «Андавы».
— А ничего
удивительного — прокуратура Швейцарии
далеко не сегодня начала следствие по этим
аферам, просила, как я уже говорил,
содействия российской стороны и ждет не
дождется ответа. Вы думаете, вам из нашего
ведомства дадут информацию? Ошибаетесь. Вот
теперь, если опубликуете наш разговор,
ждите истерик.
— Да и ваша
поездка в Берн за документами не раз
изображалась подконтрольными Березовскому
СМИ как туристический вояж, не более того. А
Генпрокуратура ни одного пресс-релиза по
этому поводу нам не представила, ни одного
заявления не сделала. Ничего не поделаешь,
придется напомнить, что по этому поводу
заявил генеральный прокурор Швейцарии
Валентин Рошахель — он комментировал перед
журналистами итоги вашего визита: «Генеральная
прокуратура Швейцарии сделала то, что
должна была сделать, — передала российской
стороне в лице Николая Волкова большое
количество материалов по делу «Аэрофлота».
И далее: «Швейцарские правоохранительные
органы полностью выполнили свои
обязательства, и дальнейшие действия в
рамках этого уголовного дела являются
исключительно прерогативой Генпрокуратуры
России». Тут уже прямой намек — действуйте,
господа, ждем-с.
— Вот и дождались —
меня выгнали, преемник пока в растерянности.
— Давайте будем
оптимистами — предположим, что тот же Филин
где-нибудь через полгода разберется в
ворохе бумаг, которые ему от вас достались.
— Я готов ему помочь.
Но время, время! Пока мы будем молчать,
адвокаты поднимут шум, и прокуратура в
Берне станет думать: а не разблокировать ли
нам счета многочисленных фигурантов? Тогда
беда — украденных миллионов долларов
Россия так и не увидит.
— О какой сумме
может идти речь?
— Я не смею сказать,
сколько денег лежит на счетах тех же «Андавы»
и «Форуса». Но одну цифру назову: с 1996-го по
1999 год только через «Андаву» прошло 580
миллионов долларов «Аэрофлота». Из этой
суммы известные мне господа отщипнули 35
миллионов. Не вышвырнули бы меня на улицу —
эти деньги вернулись бы очень скоро. Более
того, статья, которую я намеревался им
инкриминировать, предусматривает
конфискацию всего имущества. А это десятки
вилл у нас и за рубежом, все средства на
личных счетах.
— Коля, что же
это с нашей прокуратурой происходит? Она не
изобличает, напротив, обеляет, укрывает
преступников, избавляется от тех, кто
слишком ретиво идет по следу криминала.
— Это самая моя
большая боль. Изгоняют профессионалов, их
места занимают не вполне компетентные люди,
иногда просто зеленая молодежь. Атмосфера
стала невыносимой: одних ломают, других
делают подлецами. С кем это не удалось —
вышибают. Поверьте, я не страдаю излишней
подозрительностью, но при нынешних нравах
отнюдь не удивлюсь, если узнаю, что какие-то
материалы затерялись, а в других ничего
существенного нет. На всякий случай напомню,
что в Берне остались не только опись
каждого отданного мне листочка, но и копии
всех документов. И последнее: избавившись
от меня, наши руководители лишились и
информации, которой в письменном виде нет.
Она в моей голове.
— Что вы имеете
в виду?
— Оперативные
данные, которые мне передали на словах
офицеры полиции и секретных служб. Если я
увижу, что дело «Аэрофлота» близится к
официальному прекращению, что жулье так и
осталось безнаказанным, а моя страна не
получила украденных у нее миллионов, тогда...
Тогда мы встретимся
снова.