Ошибка природы
Общаться с кремлёвской пиар-командой в тот период было просто страшно. Не за себя, конечно, а за них. Потому что мне, журналисту, моментально начинали "сливать" то, чего президентские чиновники не должны говорить про президента прессе вообще никогда и ни при каких обстоятельствах. Администрация, по сути, занималась единственным делом: ныла. И всеми правдами и неправдами пыталась списать все свои чудовищные провалы не на собственный непрофессионализм, а на то, какой Ельцин "невменяемый" и "больной".
Однако Ельцин явно не стал к тому времени более "невменяемым" или более "больным", чем бывал прежде, например годом раньше в Стокгольме. И до этого его "невменяемость" и "болезнь" как-то ничуть не мешали руководству администрации - а даже наоборот, помогали "рулить": когда, например, Вале с Таней достаточно было, как утверждали в администрации, вовремя включить Ельцину телевизор на заказной программе, для того чтобы уволить конкурентов своих друзей по бизнесу из правительства.
И раньше, когда президентскому окружению удавалось эффективно Ельциным манипулировать, администрация хотя бы добросовестно врала общественности, что он здоров как бык, а той зимой - уже не просто перестала прикрывать его, а, наоборот, принялась ещё и приукрашивать ужасы ельцинского физического и психического состояния.
* * *
Как-то раз, в начале 1999 года, мы встретились в ресторане "Джонка" с ельцинским референтом Андреем Шторхом, который обещал "слить" мне текст очередного президентского послания. Я переспросила его, читал ли уже сам Ельцин эту заготовку.
- А ты уверена, что Ельцин вообще еще в состоянии хоть что-то прочесть? - парировал Шторх. - Ты знаешь, я недавно встретил его рядом с Таниным кабинетом и увидел, с каким трудом он двадцать метров своими ногами прошел. Так вот лично я после этого уже ни в чём не уверен...
Точно так же, как лётчикам в момент бедствия приходится включать автопилот, мне приходилось в тот период то и дело включать режим "самоцензор". И не писать ни строчки из тех кошмаров про здоровье Ельцина, которыми меня то и дело потчевало его окружение. Потому что я прекрасно отдавала себе отчёт: на фоне фактически совершившегося ползучего переворота во главе с Примаковым любая подобная публикация добавит друзьям академика политических очков.
* * *
Но если кулуарные откровения отфильтровать ещё как-то было можно, то куда было деваться от непрекращающихся публичных провокаций, которые в ежедневном режиме сама же президентская администрация устраивала против своего президента? Самой яркой ходячей провокацией, изобретенной Валентином Юмашевым, стал его дружок Дмитрий Якушкин, которого он сделал президентским пресс-секретарём.
На мой вопрос о здоровье Ельцина Якушкин с прямотою Павлика Морозова отвечал:
- По крайней мере, простуды у него сейчас нет...
А на следующем брифинге, когда я поинтересовалась, обсуждается ли в администрации президента возможность досрочной отставки Ельцина по состоянию здоровья, юмашевский протеже признавался.
- Пока - не обсуждается...
И тут же спешил публично заверить прогрессивную общественность, что руководители кремлёвской администрации "в курсе невысокого, я бы так сказал, рейтинга президента, поэтому они смотрят на мир совершенно реальными глазами...".
На этом фоне даже прежнее откровенное враньё Ястржембского про "крепкое рукопожатие" президента выглядело просто-таки полетом профессионализма. И уж точно - вершиной лояльности Ельцину.
Все эти заявления Якушкина явно делались с подачи Вали Юмашева, который уже откровенно взял установку на сдачу Ельцина.
При этом сам Якушкин явно искренне не понимал, почему из-за всех этих своих афоризмов он быстро превратился для кремлёвских журналистов в живой анекдот В какой-то момент, по совету кого-то из старших кремлёвских товарищей, Дмитрий Якушкин, чтобы наладить отношения с прессой, решил взять на вооружение ноу-хау прежнего пресс-секретаря президента Сергея Ястржембского: пригласил четверых лучших журналисток "кремлёвского пула" на ужин.
Однако когда мне позвонил сотрудник пресс-службы и передал "искреннее дружеское приглашение от Дмитрия Дмитриевича", я честно призналась:
- Спасибо, но как ньюсмейкер Якушкин для меня ценности не представляет. А тратить целый вечер на общение с ним как с человеком мне не интересно .
Тогда Якушкин принялся доказывать кремлёвской прессе, что он - парень со связями и вполне может быть интересен как ньюсмейкер. В частности, он похвастался нескольким девушкам-журналисткам, что катается на лыжах вместе с Таней Дьяченко, Валей Юмашевым и Ромой Абрамовичем.
"Вот уж точно - скажите мне, кто ваш друг, и я скажу вам, кто вы", - мрачно вынесли приговор мои коллеги по "кремлёвскому пулу".
Когда я описала в газете эту сценку спортивной дружбы внутри Семьи, бедный Якушкин еще долго бегал за мной и при каждой встрече канючил:
- Ну Лена, ну вы, всё-таки, не совсем правы... Я этим не хвастался... И вообще, зачем вы про эти лыжи...
- Какие лыжи, Дмитрий Дмитриевич?! О чем вы?! Весна уже на дворе! - в ужасе напомнила увидевшая всю эту жалобную сценку Таня Нетреба из "Аргументов и Фактов".
В общем, когда я в одной из заметок констатировала, что "даже сами кремлёвские сотрудники уже признали, что назначение Якушкина было ошибкой природы", то, вопреки моей воле, прозвище "Ошибка природы" с тех пор так накрепко и привязалось в журналистской среде к несчастному потомку декабриста.
- Пусть скажет спасибо, что Трегубова его жертвой аборта не назвала, - цинично прокомментировал эту историю главный редактор "Известий" Михаил Кожокин, на которого Кремль попытался "наехать" за эту мою публикацию.